персидская экспедиция В. Зубова 1796 г.

Военная история 2-й половины 18 века

Wargame Vault

Осада и взятие Дербента в апреле-мае 1796 г.

!даты указаны по ст. стилю!

!Отрывок!

<…>

Русско-персидская война 1796 г. Экспедиция графа Зубова в Дагествн и Персию Портрет генерал-аншефа В.А. Зубова. 1793
Еще осенью 1795 г. дербентский хан Ших-Али отправил своего посла к императрице, прося у нея помощи против Ага-Магомед-хана, грозившаго раззорить его владения, точно также, как он раззорил Грузию, находившуюся, между прочим, под покровительством России. Гудович получил приказание послать в Дербент, в декабре месяце, отряд войска; мне кажется, что генерал С.Имеется в виду генерал-майор Савельев, чей отряд первым подошел к Дербенту. (прим. публ.) был послан туда со слишком незначительными силами; им пришлось много пострадать от холода во время этого зимняго похода; наконец, они достигли Дербента в полной уверенности, что городския ворота тотчас откроются перед ними; не тут-то было. Ших-Али был настолько невежлив, что приказал запереть их перед носом русских, понимая, что этот отряд был слишком незначителен, чтобы оказать ему поддержку против Ага-Магомед-хана, и боясь возбудить его гнев, если он примет русских, которые очутились таким образом в весьма жалком положении, находясь зимою возле неприятельскаго города, без приюта, и постоянно опасаясь измены со стороны тех, которые приняли их так хорошо; в Персии это случается нередко и почти все персы оказываются изменниками, когда это согласуется с их интересами.

Тем не менее, русские осадили Дербент без всякой надежды на то, что им удастся взять его; построили батареи, делали вылазки, во всех стычках оставались, разумеется, победителями, но, возвратясь в свои окопы, не могли ничего предпринять. Граф послал С. приказание снять осаду и отступить; боялись, чтобы при нашем приближении город не сдался С., что отнюдь не входило в наши разсчеты, ибо мы хотели взять город сами. Отступление С. не обошлось даром, персы воспользовались им и на месте одной из его батарей построили башню, которая стоила нам несколько сот человек. Однако, не будем забегать вперед, — вы узнаете об этом впоследствии.

22-го апреля мы прошли 22 версты по довольно плохой дороге, до небольшой речки Озерной, где мы расположились лагерем, и были встречены сыном шамхала Мехти, нашего ближайшаго соседа и союзника, владетеля Тарку (от котораго мы находились в 17-ти верстах), получившаго прежде от нашего двора чин тайнаго советника. Мехти приехал в сопровождении нескольких сот всадников, предлагая русским свои услуги и помощь, от которых мы отказались, уверив его, однако, в наших дружественных намерениях и в покровительстве.

23-го числа мы переправились через маленькую речку в брод и, пройдя 10 верст, увидали Тарку и расположились тут лагерем, перейдя через хребет невысоких гор, составляющих отроги болыпаго хребта Кавказских гор, которыя тянутся вплоть до Каспийскаго моря. Не смотря на сильное желание, мне не удалось посетить Тарку, так как туда нужно было ехать верхом, что при моем положении было не совсем удобно, поэтому, взглянув на город в зрительную трубу, мне пришлось довольствоваться описанием тех, кто побывал в нем.

Тарку построено на склоне неприступной горы, добраться до которой весьма трудно. Над городом возвышаются скалы, нависшия над ним, которыя защищают доступ к нему, но в тоже время как бы грозят раздавить его; с этой стороны, кажется, одни только птицы могут попасть в город; однако, для русских нет ничего невозможнаго; на обратном пути наши егеря без крыльев взобрались туда, возбудив своею удалью удивление персов, к которому, примешивался даже некоторый страх. Дома в Тарку кажутся нагроможденными один на другом; подобно всем домам в Азии, они выстроены из тесанаго камня и обмазаны глиною. Архитектура их своеобразная; дома, по большей части, все одноэтажные (хотя иные бывают и в несколько этажей); комнаты не имеют между собою никакого сообщения, а вокруг дома идет обыкновенно крытая галлерея, на которую выходят все окна и двери дома; печи стоят у наружной стены и, таким образом, все эти комнаты похожи на сараи или конюшни; полы сделаны из тесанаго камня, покрытаго цыновками или коврами; в окнах нет рам со стеклами, они закрываются просто ставнями с отверстиями, через которыя проходит свет. Рамы и стекла им не нужны, так как холодное время года продолжается у них весьма недолго; их постройки отлично приспособлены к климату, и в домах всегда царит прохлада, так как все они обращены фасадом к северу и солнце никогда не проникает в них. Тарку особенно славится множеством источников, в которых вода чиста и прозрачна как хрусталь и прохладна в самые сильные жары; вода проведена в каждый дом, она бьет фонтаном в спальне шамхала и в его приемной зале; вы не можете себе представить как это приятно в этом жарком климате.

Граф Зубов послал шамхалу в подарок, от имени императрицы, часы, осыпанные бриллиантами, и несколько других драгоценных вещей, в замен чего получил от него огромное блюдо плова (это вареный рис с говядиной и с разными приправами) и несколько цельных вареных баранов. Эти подарки не отличались столь хваленою азиятскою роскошью, о которой мы составили себе такое преувеличенное понятие; впрочем, нам не пришлось видеть ее нигде и на дальнейшем пути; мне кажется даже, что эта баснословная роскошь существует лишь в тысячи и одной ночи; может быть она и существовала прежде, но теперь от нея остались лишь жалкие следы. Нам показывали на верху той горы, на которой стоит Тарку, скалу с весьма наклоненной вершиной; говорят, что с этой скалы кидают, по повелению шамхала, преступников, т. е. тех, кто ему не нравится или чье имение он хочет конфисковать; это последнее обстоятельство, кажется, считается в Персии самым главным преступлением и наказывается строже и скорее всего.

Заговорив о казнях, надобно сказать кстати, что самая обыкновенная казнь в Персии — это лишение зрения, которая совершается различным способом, или просто вырывая глаза, или поднося к ним раскаленное железо, вследствие чего от жары глаза лопаются. Поэтому в Персии встречается много слепых; говорят даже, будто шахи и ханы имеют обыкновение, при усмирении возставшаго города, требовать от него, в виде дани, четверик человеческих глаз; невольно содрогаешься при воспоминании об этой жестокости; какое варварство лишать человека самаго драгоценнаго для него органа, который доставляет ему наиболее отрады в жизни. Также часто отрезают нос, уши и язык, но самое обыкновенное наказание состоит в том, что виновнаго бьют палками по пятам.

Не далеко от Тарку находятся остатки укрепленнаго лагеря, который занимал тут Петр Великий; это навело меня на многия размышления; мы шли по его следам с гораздо большими средствами, но с гораздо меньшею осторожностью и с большим самомнением, что не предвещало ничего хорошаго. В результате мы не были счастливее его и не извлекли никакой выгоды из похода, стоившаго России так дорого и который мог бы окончиться блестящим образом, не случись одного обстоятельства, разрушившаго все планы, оправдав пословицу: один дурак бросит намет в воду так десять умных не вытащат.

Так как в последующие переходы с нами не случилось ничего особеннаго и мы не видели ничего примечательнаго, то было бы скучно и безполезно повторять одно и тоже; достаточно будет сказать, что с 23-го апреля, когда мы выступили из Тарку, и по 28-е число мы прошли восемьдесят с небольшим верст и нагнали С., стоявшаго лагерем на берегу речки, называемой Большой Булам. Так как я познакомила вас со всеми нашими генералами, то надобно сказать несколько слов и об этом последнем. С. — казак, получивший самое простое образование, но он всегда старается казаться выше своей среды и зачастую бывает весьма неловок; он довольно начитан и говорить о политике как по писанному; ловкий интриган, он умеет заслужить доверие начальников и пользуется им для своих целей; граф Зубов также питал к нему большое доверие и сделал, по его милости, нисколько ошибок.

На протяжении 80 верст нам попадались на пути реки, горы, леса, ущелья, овраги и пр.; мы застали С. в зимнем лагере, т. е. в землянках. Я позабыла сказать, что на пути из Тарку граф принимал посольства, посланныя к нему от Уцмия и кади, владетельных князей тех небольших областей, по которым нам пришлось проезжать. Уцмий и кади спешили изъявить свою преданность России и предлагали свои услуги; содействие кади было нам не лишнее; в горах, находившихся в его владениях, было ущелье, по которому войско могло пройти с большим трудом, но за то этим путем можно было обойти Дербент, отрезав ему всякое сообщение со страною и, следовательно, отняв у него всякую возможность получить помощь извне. Не знаю кто именно придумал этот план, кажется, мы были обязаны им самому кади, желавшему быть союзником России.

Мы стали лагерем в 5 вер. от стоянки ген. С. и отсюда был командирован ген. Б.Генерал Булгаков (прим. публ.) с довольно значительным отрядом, с приказанием пройти ущелье Табасарон, о котором я упоминала выше, и атаковать Дербент с другой стороны, между тем как граф с остальной армией направлялся к нему прямым путем. К счастью, Владимирский полк не участвовал в этой экспедиции. Я говорю — к счастью, так как в противном случае мне пришлось бы разстаться с мужем и остаться при армии, ибо дорога через ущелье была слишком опасна и затруднительна.

III

29-го апреля мы провели на месте нашей стоянки, с тем чтобы дать генералу Б. время пройти ущелье и подойти к городу одновременно с нами.

30-го числа мы совершили переход в 25 верст и стали лагерем на берегу маленькой речки, протекающей в 15 верстах от Дербента.

1-го мая был день отдыха. Я отправилась гулять в окрестностях лагеря; местоположение было красивое; мы увидали издали гору, на которой был построен Дербент, и с помощью зрительной трубы могли разсмотреть самый город. Перед нашими глазами возвышались каменныя стены, которыя персы считают неприступными, называя их “Железными воротами”; это вход в Персию, укрепленный самою природою; близь берега моря возвышается высокая, весьма крутая, гора, на которой построен Дербент; одна половина города лежит на склоне горы, другая на песчаном прибрежье. По обеим сторонам города, во всю его длину, тянется толстая каменная стена; один конец ея упирается в гору, другой омывается морскими волнами; с этой стороны город защищен еще третьей стеною, такой же вышины и толщины, как и предъидущия, которая идет поперег города, отделяя его от нижней необитаемой части города, называемой Дубары.

Вечером 1-го мая войска получили приказание выступить из лагеря на следующий день, взяв с собою как можно менее обоза; все лишнее велено было оставить в вагенбурге, — так называют четыреугольное место, огороженное телегами, которыя ставятся в два ряда, одна возле другой; тут оставляют самыя тяжелыя фуры и все, что может стеснить войско; а так как женщина считается в походе самой главной обузой, то решено было, что и меня оставят в вагенбурге; хотя я была огорчена этим приговором, но я подчинилась ему безропотно, так как, отправляясь с мужем в поход, я обещала ему ни в чем не стеснять его и всегда добровольно подчиняться всему тому, что он сочтет нужным для своего спокойствия и для моей безопасности; кроме того я обещала никогда не выказывать слабости и боязни; это обещание мне пришлось припомнить не далее, как на следующий день, когда я простилась с ним без слез, стараясь казаться веселой и схоронив в глубине мою грусть и тревожившия меня опасения. Итак, я осталась в вагенбурге, в самом грустном настроении духа; одинаковая участь постигла и М. К.; мы приказали с ней поставить наши домики рядом. Нас оставили под надзором одного маиора егерскаго полка и под защитою двух жалких рот пехоты. Наш защитник занялся устройством ограды из телег, и это огороженное местечко, среди котораго мы находились, показалось мне весьма мрачным, тем более что тут были оставлены больные со всех полков и, в довершение беды, вскоре после ухода армии, начался проливной дождь, а вечером разразилась страшная гроза, продолжавшаяся всю ночь; я не могла сомкнуть глаз, мой домик трещал и ежеминутно грозил разрушиться; мы были вынуждены всю ночь держать веревки, которыми он укреплялся; дождь не прекращался и весь следующий день. 3-го числа я сидела по уши в грязи и соскучилась до смерти, не говоря уже о том, что если бы наш неприятель был храбрее и энергичнее, то он мог без труда овладеть вагенбургом; правда, мы находились на земле наших союзников, но на преданность персов трудно было разсчитывать; по всей вероятности, неприятели полагали, что мы приняли более мер предосторожности; впоследствии они имели о нас более точныя сведения и всегда отлично знали, что делается у нас в лагере.

В виде развлечения мне приходилось слышать каждый вечер вой шакалов, внушавший мне сначала ужас; шакалы — нечто среднее между волком и лисицей, телосложением и величиною они напоминают того и другаго животнаго, однако, они отнюдь не кровожадны: они подходили очень близко к лагерю, их крик чрезвычайно своеобразен, он совсем походит на человеческий голос, то жалобный, то как будто выражает страх, причем очень ясно слышится ай, ай; говорят, будто шакал может издавать несколько отдельных звуков; я не могу утверждать этого, но так как их собиралась по вечерам около нашего лагеря целая стая, то мы слышали вой на разные лады.

Но что же делало войско, осаждавшее Дербент в то время когда мне было так весело в вагенбурге?

IV.

Вид на Дербент с северной стороны. Гравюра 17 в. Вид на дербентскую Цитадель Нарын-кала со стороны моря Контур укреплений г. Дербента Цитадель Нарын-кала. Дербент Южнаяя городская стена Дербента. Ворота Орта-капы (6-15 вв.). Вид на Нарын-кала (Дербентская цитадель) Стены цитадели Нарын-кала
2-го мая армия, пройдя 15 верст, расположилась лагерем в полутора верстах от Дербента; отдельныя бригады были расположены в некотором разстоянии одна от другой, фронтом к городу, начиная от ската горы вплоть до самаго моря. Бригада генерала Бен.Генерал Бенигсен (прим. публ.), в которой находился Владимирский полк, стояла ближе всего к морю на вспаханной земле; так как дождь смочил их точно также, как и нас, то они еще более перепачкались в грязи, и почти все их палатки были снесены бурею, которая на берегу моря была сильнее. В тот же день вечером, не смотря на страшную темноту, на грозу и дождь, русские непременно хотели овладеть башней, выстроенной персами на том месте, где находилась прежде батарея генерала С., но это было нелегко; ее штурмовали и нашим удалось сначала взобраться на нее, но персы защищались энергично; это земляное укрепление имело несколько сводов, которые русским не удалось пробить и под защитою которых персы стреляли по нашим войскам. Гренадеры Воронежскаго полка отступили, не смотря на все усилия своего полковаго командира, который сам неоднократно влезал на лестницу, но был опрокинут с нея и ранен камнем, брошенным из башни; не получив подкрепления, ему пришлось, наконец, отступить. Персы осыпали наших градом камней и таким образом русские с позором возвратились в лагерь; действительно, было позорно отступить перед персами, но в этом нельзя винить солдат: у них были плохие руководители, им не говорили, что опасность будет так велика, они ожидали встретить гораздо меньшее сопротивление; темнота ночи и храбрая защита персов заставили их потерять голову, но, к чести их, надобно сказать, что они почувствовали свою вину и просили, чтобы их снова повели на приступ этой башни, которая и была взята ими днем. Эта маленькая неудача сбила немного спесь нашего главнокомандующаго; он стал не так надменен и более человечен в обращении, впрочем, это продолжалось недолго, — взятие Дербента возвратило ему его обычную самоуверенность и гордость.

Так как во время осады делать было нечего, то муж мой приехал навестить меня 4-го числа и дозволил мне отплатить ему визит; 5-го числа я прибыла в лагерь и, благодаря моему красноречию, мне удалось выпросить разрешение не возвращаться более в проклятый вагенбург. Таким образом я осталась в лагере без всякой боязни и тревоги. Не смотря на осаду, все шло своим чередом; я гуляла каждый день на берегу моря, собирала раковины и камушки, взбиралась на гору, где было много источников прекрасной воды, стекавшей в басейны из тесанаго камня. Солдаты воздвигали со всех сторон батареи для бомбардирования города, находясь все время на разстоянии ружейнаго выстрела со стороны персов; многие из них были ранены.

Во время одной из моих прогулок я встретила раненаго солдата нашего Владимирскаго полка, что произвело на меня сильное впечатление, но, по прошествии нескольких дней, я свыклась с этим зрелищем. Как странно, что все то, что поражает нас с перваго раза, при повторении не производит уже на нас столь сильнаго впечатления; без сомнения, я не сделалась безчувственной к страданию ближних, но впоследствии разсказы о раненых и убитых не производили на меня того удручающаго впечатления, как вначале; как мы были бы несчастны, если бы время и привычка не ослабляли нашей впечатлительности.

Надобно сознаться, что я провела первую ночь в лагере не особенно спокойно; постоянные выстрелы и свист, производимый полетом пуль, не могли показаться мне особенно приятной музыкой; сон мой нарушался также безпрестанным криком “хабарда”, раздававшимся безпрестанно в городе; это обычный возглас персов, коим они приглашали жителей быть на стороже; горожане отвечали на него хором; ко всему этому прибавьте мычанье быков и рев ослов, коих в городе было множество, и вы составите себе понятие о страшном шуме, происходившем каждую ночь. Однако, что значит сила привычки: мой сон был нарушен этим шумом только первую ночь, а на вторую я спала уже превосходно.

8-го мая был открыт огонь с батареи, находившейся против той злосчастной башни, на которой русские потерпели неудачу; ядра попадали метко и в короткое время сделали брешь; затем войска пошли на приступ и башня была взята егерями и гренадерами Воронежскаго полка, не смотря на упорное и отчаянное сопротивление ея защитников; это было отборное войско персов, добровольно решившееся защищать эту башню; все они легли тут, ни один не был взят в плен; наши солдаты делали также чудеса.

Персы вздумали сделать вылазку из города, чтобы подать помощь отряду, защищавшему башню, но путь был им отрезан егерями баталиона И. М., стоявшаго на горе и причинившаго своими орудиями не мало вреда городу; персы обратились в бегство, потеряв много людей убитыми, и укрылись в город; взятие башни русскими повергло персов в отчаяние и вынудило их к сдаче; я могу говорить о штурме и взятии этой башни как очевидец; из нашего лагеря было видно все происходившее там; башня была взята по утру 8 числа, а весь следующий день производилась постройка вокруг города многочисленных батарей; каждый из наших генералов хотел иметь свою батарею, не справляясь о том, будет ли она полезна или нет, чтобы впоследствии можно было сказать: “батарея такого-то”; некоторыя из этих батарей не причинили персам никакого вреда, но послужили предлогом для раздачи наград — что и требовалось.

10 мая, между девятью и десятью часами утра, по данному сигналу, батареи открыли огонь, также как и батареи генерала Бул. по ту сторону города; шум был ужасный; пальба не прекращалась ни на минуту. Персам это наскучило и они прислали к нам своего муллу; он вышел из города под выстрелами и, добравшись до батареи генерала Бул., заявил, что персы намерены сдаться и обещают вынудить к тому своего хана Ших-Али, если им обещают оставить жизнь, свободу и их имущества; на этих условиях они сдадут город и сложат оружие. Генерал Бул. сообщил об этом графу, который приказал прекратить бомбардировку, послав сказать персам, что если они не доставят ему через два часа ключи города, то бомбардировка будет возобновлена. Весьма замечательно, что мулла, высланный из города, чтобы объявить капитуляцию, был тот самый, который, 74 года тому назад, вручил ключи от Дербента Петру Великому; это обстоятельство дало повод к многим льстивым замечаниям и другим смешным сравнениям.

Генерал Бен. составил между тем проэкт штурма Дербента, одобренный графом; предполагалось обойти город со стороны моря, которое было тут не глубоко, поэтому кавалерия легко могла проехать бродом и вступить в Дубары, но здесь была стена, столь же толстая и высокая; как и прочия, отделявшия предместье от города; не знаю, каким образом разсчитывали перелезть через нее, однако, было решено, что бригада генерала Бен. пойдет на приступ, если ключи города не будут доставлены к назначенному времени. Все было приготовлено к этому.

Так как лагерь оставался без защиты, то муж мой предполагал оставить меня на горе у полк. К., под охраною Воронежскаго полка, и с этою целью отправился на гору. Трудно передать то, что я чувствовала в эту минуту; это не был ни страх, ни огорчение, но казалось все мои нервы были притуплены до того, что я не могла ни думать, ни чувствовать; я находилась в этом состоянии в то время, когда ко мне явился граф Зубов, весь сияющий, с известием, что ему вручены ключи города и что войска готовятся вступить в него; это известие вывело меня из апатии, доставив мне огромную радость.

Граф находился еще у меня, когда возвратился мой муж; все генералы и полковники собрались у меня, желая поздравить графа; мы пили за его здоровье, пили чай, ели варенье, все были очень веселы и затем граф отправился к себе с тем, чтобы принять Али-хана, его мать и сестру, пожелавших сопровождать его в лагерь.

Дербент был взят 10-го мая; уверяют, будто персы еще накануне предлагали сдать город на тех же условиях, но им отказали в этом; наше начальство желало во что бы то ни стало бомбардировать город и наделать как можно более шума; мне думается, право, что если бы первый штурм башни не посбил с нас спеси, то мы захотели бы взять Дербент приступом, не смотря на то, что персы готовы были сдаться без боя.

V

Вы читали, может быть, в газетах реляцию о взятии Дербента и будете весьма удивлены, что мой разсказ совсем не согласуется с нею; положитесь на меня: я не пропустила ни одной подробности, что же касается до леса штыков, блиставших там, до старика, павшаго на колени, и пр., то все это не более, как выдумка М., это изящныя фикции, существовавшия лишь в его воображении. Ших-Али был приведен к графу обезоруженный, с саблею на шее, также как и вся его свита, в знак того, что они приносили свою голову для искупления своей вины и полагались вполне на милосердие русских. Кадыр-Бек, самый богатый и влиятельный из жителей Дербента и первый советник хана, обратился к графу с речью, говоря, что если граф намерен наказать кого нибудь, то чтобы он обратил свой гнев на него и на других советников Ших-Али, а его помиловал бы по молодости его лет. Какая преданность и какое великодушие!

Граф успокоил их, сказав, что милосердие императрицы не имеет границ и что он заранее обещает им помилование, тем не менее, присовокупил граф, Ших-Али должен искупить свою вину против русских, перед которыми он запер ворота города, тогда как прежде он обращался к ним за помощью, и поэтому он будет задержан в нашем лагере до тех пор, пока государыня не заблагоразсудит возвратить ему свободу и все его права, что он должен заслужить своею покорностью и преданностью.

Итак, Ших-Али остался у нас в лагере; часть его свиты была отослана обратно; старшая сестра его, Парежи-Ханум, всегда была на стороне русских, она употребила все усилия к тому, чтобы склонить брата принять Сав. и открыть ворота города, когда пришла наша армия; во время осады она не раз присылала графу в лагерь своих посланных с изъявлениями своей преданности и дала ему несколько весьма важных советов. Поэтому ей было вверено управление Дербентом с титулом правительницы. У жителей было отобрано оружие, но некоторые из них не согласились отдать свое и оно осталось при них. В городе был оставлен сильный гарнизон и комендантом Дербента назначен Сав.

11-го мая отправлен ко двору курьер с известием о победе; это поручение было возложено графом на подполковника Манс., командовавшаго баталионом егерей в отряде, осаждавшем город до нас; это был отличный офицер, много лет служивший с честью в строю, но, не имея протекции, он не получал никаких отличий. Выбор графа был одобрен всею армиею и делал ему честь, так как Манс. не принадлежал к числу его любимцев; это давало и другим надежду, что награды не будут исключительным достоянием его приближенных, а будут даваться по заслугам но этой надежде не суждено было сбыться. Манс. был первый и последний офицер, получивший отличие по заслугам, впоследствии же награды раздавались лишь избранным, которые, надобно заметить, вовсе их не заслуживали.

Парежи немедленно вступила в свои права, также как и сослуживец ея С., долженствовавший разделять вместе с нею бразды правления в Дербенте; в то же время было решено, что Ших-Али последует за армией; по этому поводу мнения разделились; некоторыя лица, к числу которых принадлежала и я, находили, что это было не совсем надежно и что лучше было-бы отправить его в Астрахань; не будучи особенно дальновидной, я думала, однако, что он легко мог бежать от нас; может быть, это было предчувствие тех неприятностей, которыя причинил нам его побег. Я высказала, разумеется, свое мнение по этому поводу; надо мною смеялись, и те, для которых решение графа было священным, старались доказать мне, что я сама не знаю, что говорю; я замолчала, но за то когда Ших-Али воспользовался небрежностью своих караулыциков и тем смешным доверием, которое ему оказывали, и бежал, то и я в свою очередь посмеялась над теми, кто говорил, что я разсуждаю как дитя.

Мы были так довольны вниманием графа, пришедшим лично объявить нам о взятии Дербента, что мы решили устроить в честь его маленький праздник; случай к тому представился сам собою; молебствие по случаю одержанной победы должно было совершиться 15-го числа в полковой церкви, находившейся возле нашего домика: по выходе из церкви — граф был приглашен к нам на обед и вместе с ним прочие генералы, полковники и почти все офицеры штаба; всего на обеде было до 60 человек; весь мой домик был убран гирляндами из прелестных цветов, нарванных в садах Дербента. Я старалась принять гостей как можно лучше; обед прошел весьма оживленно, во время его играла музыка, а тосты сопровождались пушечной пальбой; гости разошлись весьма довольные друг другом. Отпраздновав таким образом взятие Дербента, начальство наше стало подумывать о новых победах; впрочем, мы остались на месте еще несколько дней в ожидании транспортных судов с продовольствием, проводя это время в совершенном бездействии; не смотря на славу, которую стяжали наши войска, тут обнаружились уже безпорядок и разстройство, господствовавшие в нашей армии, которые постоянно увеличивались по мере того, как мы удалялись от России, и, следовательно, не могли получать от нея помощь так быстро, как прежде. Я воспользовалась этой проволочкой, чтобы осмотреть Дербент.

По правде сказать, я не увидала в нем ничего особеннаго: улицы весьма узки, дома высокие, с толстыми стенами, выстроенные из тесанаго камня, с крошечными окнами, в которых рамы заменяются решетками, что придает дому вид тюрьмы. Только перед главною мечетью находится красивая четыреугольная площадь, очень обширная и чистая, на которой дома стоят правильной линией, исключая одной стороны, с которой эта площадь ограничена улицой, поднятой гораздо выше площади и поэтому имеющей вид террасы; на ней видно несколько деревьев. Подыматься на эту улицу приходится по двум лестницам из тесанаго камня; в промежутке между ними течет источник весьма чистой и прозрачной воды, наполняющей бассейн, сделанный также из тесанаго камня. Не правда ли, как все это мило? Но вам никогда не догадаться, как попасть на эту площадь иначе, как с той улицы, о которой я только что говорила. Напротив этой улицы, в одном доме проделана дыра, в которую могут пройти свободно только кошки и собаки, вот через нее то и выходят на площадь; хотя я не особенно большаго роста, но мне пришлось согнуться пополам, чтобы пройти тут, а Бен., сопровождавший меня, при своем высоком росте должен был пройти около двух сажен почти на четверенках; такой великолепный вход нисколько не портит самую площадь, напротив, она кажется еще красивее, как выйдешь из этой дыры и вздохнешь свободно, выпрямившись во весь рост. Я говорила уже вам, что Дербент построен на весьма крутой горе; та возвышенная улица, о которой я упоминала, идет все в гору до Нарын-кале, — так называется самая возвышенная часть города, в которой находится дворец ханов, построенный Фетх-Али ханом, отцом Ших-Али; я не была там, так как он находится довольно далеко; к тому же улица поднимается весьма круто и я устала уже на половине пути. Люди, видевшие этот дворец, говорят, что он довольно красив, в нем есть красивыя комнаты и обширныя галлереи, и, что всего оригинальнее, покои украшены фресками; было весьма любопытно увидеть их, ибо меня уверяли, что исполнены довольно хорошо. В городе есть лавки, но оне очень грязны, темны и тесны; мы видели в них весьма мало товара: персы боялись показывать его, не будучи вполне уверены в наших миролюбивых наклонностях и боясь, чтобы их не ограбили. Наконец, мы двинулись далее; приходилось пройти через Дубары; на всех стенах стояла масса персов, пришедших взглянуть на войско; я видела Ших-Али в то время, как он проезжал по городу; он лежал на лошади и, казалось, был убит горем; персы смотрели на него с состраданием, некоторые даже плакали; Ших-Али — юноша лет семнадцати, средняго роста, с тонкими чертами лица и еврейским типом (мать его была еврейка), но белокурый, что между азиятами встречается редко. По выступлении из города, войску пришлось идти по весьма неровной, узкой дороге, окаймленной по обеим сторонам садами с фруктовыми деревьями; особенно много попадается фиговых дерев. В нескольких верстах от Дербента дорога становится открытою и более ровною; мы встретили на пути несколько сухих оврагов и, пройдя 15 верст, расположились лагерем на берегу хорошенькой речки, называемой Рубас. Речка это довольно широкая, но не особенно глубока, вода ея имеет довольно приятный вкус. Местность возле лагеря была очень живописная; берега Рубаса осенялись в некоторых местах великолепными деревьями; мы избрали одно из таких местечек и отправились туда пить чай; вместе с нами поехал граф и другие генералы; мы взяли с собою музыкантов, гуляли и веселились так, как будто нам не предстояло снова идти через нисколько дней в поход; затем условились, чтобы каждый избрал, в свою очередь, какое нибудь местечко и угостил нас там чаем; признаться, каждый подобный пикник доставлял мне много хлопот, так как мне всегда приходилось разливать чай.

<…>

Источник: Персидский поход в 1796 году. Воспоминания Варвары Ивановны Бакуниной // Русская старина, 1887. Т. 53. № 2.

Воспоминания полностью на сайте РУССКИЕ МЕМУАРЫ.

наверх

Поиск / Search

Ссылки / links

Реклама

Военная история в электронных книгах
Печатные игровые поля для варгейма, печатный террейн