Кафтаны и армяки

Глава из книги "Екатеринбург в мундире"

В.Н. Земцов, В.А. Ляпин

Наступили 60-е гг. XVIII века. Российское государство сотрясалось крестьянскими бунтами; продолжалась тяжелая война с Пруссией. Неспокойно было и на Урале — бунтовали приписные крестьяне на Кыштымском, Ревдинском, Нижнетагильском и многих других заводах. Не всегда помогала и военная сила. Летом 1762 г. приписанные к Верхне-Исетскому заводу крестьяне «имеющимися у них в руках дубинками» просто-напросто прогнали посланных из Екатеринбурга солдат. «Мы-де канцелярских указов не слушаем и в работы не пойдем, пока от Верх-Исетской конторы удовольствие в обидах не получим». Это был далеко не единичный случай. И хотя волнения подавлялись, солдатские ружья и тесаки уже не останавливали работных людей и крестьян перед бунтом. 24 июля 1763 г. в Екатеринбург прибыл личный представитель новой государыни Екатерины II генерал-квартирмейстер А.А. Вяземский. Тридцатишестилетний князь, участник Семилетней войны, повел следствие энергично, устраняя видимые причины беспорядков. Но угли будущего пожара продолжали тлеть... Робкие либеральные шаги Екатерины II вскоре сменились дальнейшим ростом крепостнического гнета.

В марте 1768 г. в екатеринбургской земской конторе, находившейся в двухэтажном каменном здании Главной горной канцелярии, допрашивали беглого «разбойника» Афанасия Соколова, по прозвищу Хлопуша, с двумя «сотоварищами». После окончания следствия было повелено «учинить им жестокое наказание кнутом, вырезав ноздри, поставить на лбу и щеках повеленные.... знаки, сослать в ссылку на Нерчинские сереброплавящие заводы вечно в работу...». Через несколько лет «разбойник» Хлопуша, который закрывал обезображенное лицо рукавом или носил сетку, станет пугачевским «полковником», командиром «заводских мужиков».

На исходе лета 1773 г. недалеко от Яицкого городка появился беглый казак Емельян Пугачев. «Платье на нем было крестьянское, кафтан сермяжный, кушак верблюжий, шляпа распущенная, рубашка крестьянская, холстинная, у которой ворот вышит был шелком наподобие как у верховых мужиков, на ногах коты и чулки шерстяные белые». В этой одежде и явился впервые перед яицкими казаками будущий «амператор». С тем чтобы Пугачев приобрел более представительный вид, соответствующий его императорскому сану, казак Иван Почиталин (в будущем «думный дьяк» пугачевской военной коллегии) отдал ему новый зеленый зипун с золотым позументом. Сверху Пугачев надел подержанный бешмет (распашная верхняя одежда), подпоясанный шелковым кушаком. На голове появилась бархатная черная шапка.

Яицкие казаки, казалось, только и ожидали появления самозваного императора, готовые подняться за «крест и бороду» (в большинстве они были старообрядцами), против засилья казачьей верхушки—«старшины» и ненавистного «регулярства», которое вело к разорению хозяйств. Многие из них совсем недавно, в 1772 г., принимали участие в восстании против прибывшего на помощь старшине генерала Траубенберга, а после подверглись гонениям.

Символом борьбы за казацкие вольности стали первые знамена восставших: 8 полотнищ разных цветов (василькового, дымчатого и др.) с нашитыми на них восьмиконечными крестами. Обычно полотнище крепилось к копью и украшалось галуном. Одежда самих казаков была довольно пестрой, но, как правило, включала в себя верхний суконный кафтан с прорехами на внутренней стороне плеча (под пазухой), который подпоясывался кушаком; суконный «исподний кафтан», или полукафтанье; суконные широкие шаровары, заправленные в короткие сапоги; шапку из серой смушки с суконным верхом. Казаки были вооружены саблей, иногда шашкой, в кованых ножнах с медной или железной оправой (у зажиточных и у офицеров оправа была серебряная или вызолоченная); пикой с красным древком; ружьем без штыка или карабином; пистолетами. Помимо гладкоствольных ружей широко были распространены нарезные «винтовальные» ружья, встречались у казаков и так называемые «турки» — ружья небольшого калибра (10—12 мм) персидского или турецкого производства. Начиная с конца 1760-х гг. стали вводиться «непременные цвета» платья казаков, но вводились они не сразу и не везде, тем более приживались с трудом среди яицких казаков, ненавидевших «регулярство». Есть основания предполагать, что некоторые из яицких казаков к началу восстания имели светло-синие кафтаны и шаровары, малиновые кушаки, а также малиновые верхи шапок. Позже в событиях 1773—1775 гг. приняли участие донские, волжские, оренбургские, астраханские и другие казаки. Некоторые из донских казаков могли иметь голубые кафтаны, шаровары и верхи шапок (причем верхние кафтаны были с красными воротником, обшлагами и подбоем), малиновые кушаки с желтой бахромой; волжские носили в основном красную одежду с голубым кушаком; оренбургские — светло-синее платье с красным воротником, красными обшлагами и подбоем верхнего кафтана, черные кушаки; у астраханских преобладал темно-коричневый цвет, кушаки — голубые. Как правило, у всех казаков, в том числе и у яицких, края верхних и исподних кафтанов обшивались узкой желтой тесьмой. Офицеры имели золотую обшивку на кафтанах и на верхах шапок. Их кушаки были с примесью серебра и золота или совсем золотые и серебряные. Сапоги — цветные, в отличие от простых казаков «войсковой руки», цвет сапог которых был преимущественно черным.

17 сентября отряд Пугачева направился к Яицкому городку. Впереди двигались знаменосцы, за которыми ехал Пугачев, за ним — человек 60—70 казаков, калмыков и татар. Взять с налету Яицкий городок не удалось-— настоящего войска еще не было, его надо было создать. Отойдя верст 20 от городка, повстанцы собрали казацкий круг, где избрали атаманом А.А. Овчинникова, Д. Лысова — полковником, А. Витошнова —есаулом, были избраны также сотники и хорунжие. Повстанческое войско взяло за основу казацкую организацию. Поэтому и различия чинов также были весьма условны: за небольшим исключением, командный состав повстанцев отличался только более богатой одеждой и оружием.

В сентябре 1773 г. восставшие почти без выстрелов овладели несколькими форпостами, вступили в Илецкий городок, взяли Рассыпную, Нижне-Озерную и Татищеву крепости, 30 сентября — Чернореченскую крепость. До Оренбурга оставалось 28 верст. К этому времени казацкое ядро войска уже обросло многочисленными отрядами татар, калмыков, башкир, взятыми в плен или дезертировавшими солдатами (их обычно сразу остригали по-казацки), бродягами, беглыми каторжниками. Но подлинная сила восстания заключалась во всколыхнувшемся крестьянстве, большею частью приписанном к различным уральским заводам.

Как выглядела одежда крестьян того времени? К счастью, сохранилось подробное описание крестьянского костюма начала 70-х гг. XVIII в., оставленное академиком И. Георги: «Крестьяне имеют все вообще одеяние древнее российское, которое состоит из длинного с борами зипуна, делаемого из сукна, большею частью сермяжного, своего произведения, которое есть серо-беловатое, редко черное, также холстинные балахоны, но зажиточные имеют и тонкого сукна цвету большею частью василькового, синего, корышневого или вишневого, редко красного, шапки зимою, а часто и летом, высокие суконные или плисовые, синия, корышневые с околышем узеньким овчинным или другого какого меху, летом круглые поярковые с высокою и к верьхурасширяющеюся тульею, черныя, увязанные разных цветов лентами; зимою короткие овчинные тулупы, большею частью нагольные, редко покрытые, у зажиточных васильковым или другим сукном; на нагольные тулупы одевают свои сермяжные зипуны или кафтаны и подпоясывают каламенковым или другим шерстяным поясом... портки имеют холстяные или пестрядинный из собственного рукоделия, рубахи имеющий пазуху застегиваемую медною или серебряною пуговкой и обложенную часто скурком шелковым, серебряным и золотым, а иногда и узеньким позументом, смотря по тому, из какой материи будет рубаха, холстины, кумачу, пестрядины или полушелковой, красного и синего цвету, а следовательно, и по достатку; рубахи без воротников, с широкими рукавами подпоясаны ремнем или тесьмою, висят сверьху штанов до колен... волосы на голове обстригают под гребенку, оставляя немного около висков и затылка, усов и бороды не стригут и не бреют, но отращивают. И сие есть всеобщее одеяние российских крестьян...»

В начале октября Пугачев с ходу попытался овладеть Оренбургом, но неудачно. Началась длительная осада, во время которой пугачевское войско приобрело законченную организацию. Вся армия была разделена на полки («части», «команды»), по возможности однородного национального и социального состава. Полки яицкнх, илецких, исетских и оренбургских казаков (входили также самарские, красногорские и прочие казаки). Полк ставропольских крещеных калмыков. Полк каргалинских татар. Башкирский полк. Полк заводских крестьян во главе с Хлопушей. Было также выделено подразделение кз бывших пленных или дезертировавших солдат во главе с бывшим подпоручиком 2-го гренадерского полка М. И. Ивановичем, которые частично продолжали носить остатки форменной одежды. Полки делились на роты человек по 100; ими командовали сотники, есаулы и два хорунжих. Выборы этих должностных лиц во все полки производились исключительно япцкими казаками.

Вооружение оставляло желать много лучшего. В основном преобладали копья; штыки, привязанные к палкам, дубины; ружей было мало. Башкиры были вооружены луками (башкир «легко можно было распознать по их рысьим шапкам и по колчанам»,— писал А. С. Пушкин в «Капитанской дочке»). Луки были и у калмыков, причем ставропольские крещеные калмыки (в отличие от нижневолжских) были хорошо вооружены и ружьями. Иногда встречались пистолеты, офицерские шпаги. Много было вообще безоружных. Весьма разнообразной была и артиллерия. Ни барабанов, ни сигнальных труб не было, но у каждого полка было свое знамя: обычно оно шилось из желтого или красного шелка, на который были нашиты кресты, реже — лик Спасителя или Николая Чудотворца. Известно знамя, ныне утраченное, которое представляло из себя грубый кусок полотна с текстом «тех прокламаций, которые высылал вперед Пугачев, когда приходил к какому-нибудь городу или крепости перед их штурмом. Эта прокламация была пересыпана кое-какими крепкими словцами без всякого стеснения и деликатности». В настоящее время известно только одно сохранившееся знамя, которое хранится в Государственном Историческом музее в Москве. Оно сделано из холстинного полотнища (108х126 см), прикрепленного к черному древку 157 см длиной. В середине полотнище сшито из темно-красного, более тонкого холста, пересеченного двумя перекрещивающимися полосами серого грубого холста, из которого сделана и кайма. Было у Пугачева и одно подлинно голштинское знамя — Дельвигова драгунского полка,— что имело большое значение в связи с голштинским происхождением Петра III.

Вероятно, позже стали появляться награды — металлические кресты и медали. Медали часто представляли из себя рубли с изображением Петра III или Петра I, к которым были приделаны ушки. Носили их с левой стороны на ленте произвольного цвета. Известен старообрядческий латунный восьмиугольный крест с надписью: «Царь Петр Федорович жалует тебя крестом, бородой и волей казацкой. 1773».

Сам Пугачев в торжественных случаях надевал шаровары из малинового бархата, бешмет голубого штофа, черную мерлушковую шапку с бархатным малиновым дном и белую рубашку с косым воротом. Его вооружение составляла сабля и 2 пистолета. Сохранилось описание одежды Пугачева и более позднего периода — мая 1774 г.: на нем была парчовая бекеша, красные сапоги и шапка, сделанная «из покровов церковных». Иногда «император» надевал на себя голубую ленту (должна была ассоциироваться с лентой ордена Андрея Первозванного), о которой в журнале военных действий отряда подполковника (позже полковника) И. И. Михельсона было записано: «Сказывают, что орден сей назывался черная борода».

Под Оренбургом, в Берде, Пугачев «суд и расправу давал сидя в креслах перед своей избой. По бокам его сидели два казака, один с булавою, другой с серебряным топором». Личной охраной был «непременный караул» из 25 (позже 50) яицких казаков, именовавшихся «гвардионцами». Пугачев обещал дать им особую форму — зеленого цвета кафтаны. Пожалуй, это была единственная попытка восставших ввести «непременную» одежду. Данное обстоятельство говорит о многом: несмотря на относительную организованность (которая имела место главным образом на первом этапе крестьянской войны), пугачевцы не могли тягаться со стройными красно-зелеными шеренгами регулярной пехоты и вымуштрованными драгунами в синих кафтанах.

Но на первых порах успехи повстанцев были несомненны. Частично это объяснялось тем, что они столкнулись с гарнизонными войсками, штатными командами и так называемыми легкими полевыми командами (состояли из двух мушкетерских рот, нескольких десятков егерей и драгун — всего менее 450 человек при нескольких орудиях), а также с многочисленными «временными казаками» — насильно согнанными в отряды крестьянами. Обмундирование этих отрядов в какой-то степени объясняет их первоначальные поражения. «Временные казаки» были одеты в обычное крестьянское платье, и ружьями были вооружены далеко не всегда. Завидев еще издали такие же, как на них зипуны и армяки пугачевцев, «временные казаки» зачастую быстро переходили на сторону «самозванца».

Штатные команды, бывшие в некоторых городках, имели в своем составе по положению 1763 г. при провинциальной канцелярии—1 офицера и 56 нижних чинов, а при воеводской канцелярии—1 офицера и 28 нижних чинов. Все они не имели особого обмундирования и получали одежду по образцу пехотных и драгунских частей, о мундирах которых речь пойдет далее. Но это в идеале. В действительности же регламент соблюдался очень редко — ходили в чем попало. Всю амуницию и оружие штатные команды вообще получали из выслуживших сроки в полках.

Лучше обстояло дело в гарнизонных батальонах. Рядовые имели зеленый кафтан без лацканов, с воротником, обшлагами и красным подбоем. Полы кафтана были застегнуты и скреплены. По обоим бортам шло 10 медных пуговиц, посаженных попарно; на левом плече пришивался шерстяной погон. Камзол был зеленый с двумя рядами медных пуговиц; зеленые штаны, черные штиблеты из фламского полотна (парусины) с пуговицами, из-под которых были видны белые штибель-манжеты (накладки на колена). Обувью служили круглоносые башмаки, а на голове была треугольная шляпа с нитяным белым галуном в виде зубчиков и белым бантом. Через правое плечо перекинута белая перевязь для ношения сумы, а по поясу камзола шла портупея для шпаги. Епанча василькового сукна с красным подбоем (строилась по 10 на роту). Солдаты были вооружены фузеей с трехгранным штыком и шпагой с тесачным клинком и медным эфесом, носимой в черных кожаных ножнах с медной оправой. Любопытно, что штыки были почти исключительно петровского времени.

Унтер-офицеры отличались узким золотым галуном (капралы — по краю воротника и обшлагов в один ряд; фурьеры, подпрапорщики и каптенармусы — на шляпе и воротнике в один, на обшлагах в два ряда; сержанты— на шляпе и воротнике в один, на обшлагах в три ряда). У офицеров кафтан был с опущенными полами, шляпы без галуна. По поясу шел офицерский шарф из черного шелка с желтым, у штаб-офицеров — золотые шарфы с черным шелком. Отличиями штаб-офицеров служили также галуны по чинам на бортах камзола. Вооружение состояло из офицерской шпаги с темляком, в руках была трость. По всей видимости, именно такую одежду носил прапорщик Гринев, служа в Белогорской крепости. Стоит вспомнить, как, впервые войдя в дом коменданта, молодой офицер увидел старого инвалида, который «нашивал синию заплату на локоть зеленого мундира». Для гарнизонных солдат это была вещь обычная.

В лучшую сторону по своей подготовке, дисциплине и обмундированию отличались солдаты легких полевых команд. Мушкетеры этих команд имели зеленый кафтан без лацканов. Подбой был зеленый. По краям пол шла широкая суконная обшивка красного цвета. На левом плече — шерстяной погон или эполет различной формы и расцветки. Камзол и штаны —красные, как и обшлага кафтана. На ногах — черные штиблеты с белыми штибель-манжетами и черными круглоносыми башмаками или сапогами. На белой лосиной перевязи через левое плечо была надета патронная сума с медным номером команды. На шее —галстук, обшитый по верхнему краю белой тесьмой. На голове — черная поярковая (свалянная из поярка — шерсти первой стрижки) шляпа с белым нитяным галуном в виде зубчиков, слева шляпа имела белый бант с петлей из черной тесьмы и маленькой пуговицей, в углах — 2 шерстяные кисти, а сверху банта — белый султанчик. Вооружение состояло из фузеи с трехгранным штыком, медным прибором и красным юфтяным ремнем; а также шпаги с тесачным клинком, имевшей медцый эфес, черные ножны с медным прибором.

Офицеры носили зеленые кафтаны с красным воротником, лацканами и обшлагами, красные камзол и штаны. Все пуговицы были вызолочены. На ногах — черные кожаные штиблеты с такими же пуговицами и башмаки. На кафтане золотой или серебряный погон, кафтан носили с опущенными полами. Камзол, в отличие от камзола нижних чинов, не имел воротника и рукавов. На руках — лосиные перчатки с небольшими раструбами. Шляпа имела золотой галун, вызолоченную пуговицу, золотые кисти в углах шляпы, султан из белых перьев. Шпага с золотым темляком носилась на белой портупее, обшитой по краю золотым галуном. Обер-офицеры, кроме того, были вооружены укороченной фузеей с трехгранным штыком и вызолоченным прибором. Офицерский знак у всех обер-офицеров был серебряный, у капитанов— с золотым ободом. По поясу шел офицерский шарф. Штаб-офицеры имели по борту и на карманных клапанах камзола золотые галуны в зависимости от чина. В конном строю штаб-офицеры носили круглоносые сапоги с раструбами и позолоченными шпорами. Офицерские знаки штаб-офицеров были все вызолочены.

Егерские команды в составе легких полевых команд имели камзол с отложным воротником и треугольными обшлагами, узкие штаны. Все зеленого сукна, расшито черными шнурами, похожими на гусарские. Сапоги были также гусарского типа. Галстук — черный с белой обшивкой, такого же цвета картуз имел тулью, обшитую зеленым сукном, слева пришивалась кокарда и султанчик. На поясе был черный кожаный патронташ. Рядовой егерь был вооружен укороченным ружьем с кортиком вместо штыка. В холод егеря надевали зеленые шинели.

Драгунские команды были одеты в синий кафтан с такой же подкладкой и с обшивкой вокруг пол из красно-черного шерстяного галуна. Под кафтаном — белый золотой камзол, лосиные штаны, короткие с вырезом гусарские сапоги. На голове шапка из черной кожи с круглой тульей, обшитой черным мехом, и высоким продолговатым налобником с медной бляхой в виде продолговатой звезды с императорским вензелем. Чепрак был красный с желтой выкладкой. И наконец, в артиллерийских командах служители были обмундированы, как нижние чины мушкетерских рот, но с черными воротником, опушкой пол и обшлагами.

Именно эти легкие полевые команды показали свою боеспособность во время осады Яицкого городка и Оренбурга, в боях за Челябинск и Екатеринбург.

К началу Пугачевского восстания гарнизон Екатеринбурга включал в себя, по всей видимости, следующие войска: 1-ю Екатеринбургскую горную роту (командиром, вероятно, был капитан Иван Петрович Порецкий), Екатеринбургскую монетную роту (рота была подчинена надворному советнику Якову Рооде), артиллерийскую команду (командир — штык-юнкер Михаил Медведчиков). 2-я Екатеринбургская горная рота с 1770 г. находилась при Гороблагодатских заводах, а штатной-команды в городе не было вообще.

Сегодня уже невозможно полностью восстановить, состав, вооружение и обмундирование этих подразделений к сентябрю 1773 г., однако с помощью документов Государственного архива Свердловской области есть возможность воссоздать примерное положение дел. Названные подразделения, как это было и ранее, полностью не были укомплектованы, но некомплект составлял всего несколько человек. Ядро 1-й Екатеринбургской горной роты составляли «потомственные» солдаты, некоторые из них были сыновьями и внуками первых строителей города — солдат Тобольского полка. При знакомстве с формулярными списками 1-й роты обращает на себя внимание личность сержанта Ивана Семеновича Огнева, «Екатеринбургской роты солдатского сына». К началу восстания ему было примерно 38 лет, в военной службе находился уже лет 20 и прошел путь от солдата, ротного писаря, каптенармуса до сержанта. Ошеломляет следующая запись: «Сержант Огнев читать и писать, арифметике, геометрии, тригонометрии и чертежей знаменовения знает». Не зря оставил Татищев в Екатеринбурге свою библиотеку и организовал заводскую школу. Подобно многим своим сослуживцам, Огнев встретил начавшееся восстание с неприязнью и злобой, участвовал в карательных партиях, «злодеев обращал добро порядочно». Два сержанта этой роты — Григорий Черепанов и Александр Саламатов (один — солдатский, другой — обер-офицерский сын)—за отличия в боях против «злодея» были даже произведены командующим генерал-аншефом А. И. Бибиковым в прапорщики.

Не отставали от них и солдаты монетной роты, а также артиллерийской команды. Штык-юнкер М. Медведечиков «с начала и во все в здешнем ведомстве замешательстве» энергично распоряжался вверенными ему орудиями, обучил даже рекрут артиллерийскому делу, за что получил специальный аттестат от екатеринбургского главного начальника полковника Василия Федоровича Бибикова.

Как же были обмундированы солдаты горной и монетной роты, артиллерийские служители Екатеринбурга? Точные сведения об этом, отсутствуют, и только по архивным документам 1775—1777 гг. мы предполагаем, что все они имели красные суконные кафтаны, камзолы и штаны, обычные для того времени черные поярковые шляпы с шерстяным белым галуном, в виде зубчиков и с белой кокардой, закрепленной петлицей и пуговицей. В углах шляпы — белые кисти. Обшлага, воротники, лацканы и подбой кафтанов солдат горной и монетной рот были белыми, у артиллеристов — из черного крепа. На левом плече у кафтана был цветной погон (расцветку установить не удалось), а медные пуговицы нашивались попарно. Шею повязывали черным галстуком, на ногах были сапоги или башмаки, вероятно, были и черные штиблеты с белыми штибель-манжетами. Пуговицы на штиблетах были медными. Через левое плечо шла лосиная перевязь с патронной сумой, а по поясу портупея с саблей. В руках фузея со штыком. Епанчи (в оригинале документов — плащи) были васильковыми, кафтан, штаны и шинель профоса — из зеленого сукна. Можно предполагать, что офицерам офицерского знака не полагалось, а все остальное было как у артиллерийских офицеров, с переменой черного цвета на белый и желтого металлического прибора — на белый или серебряный. Штаны и камзол были палевые, галстуки и перчатки белые, епанча красная. На левом плече — серебряный погон. По поясу — офицерский шарф. В будни носили шляпу без галуна, а в строю — с серебряным галуном.

Итак, особые горнозаводские традиции Екатеринбургского гарнизона, достаточная укомплектованность личным составом, добротное обмундирование — все это делало горную и монетную роты, артиллерийскую команду Екатеринбурга достаточно боеспособными, сильными лодразделениями перед лицом крестьянского бунта. Но это только на первый взгляд. В гарнизон, как и всюду проникла «зараза бунтовства» и неподчинения. Нередки были случаи дезертирства и неповиновения начальству. «О солдате Пастухове уведомляют, что он числится по спискам ротных дел при здешнем начальстве», но, будучи отправлен в мае 1772 г. при караване в Петербург бежал. «Да солдат же Евдоким Цыпалев в мае месяце 1774 г. послан был от здешнего начальства на заводы и в крестьянские жительства с увещевательными печатными экземпляры, который с заводов и с крестьянских жительств возвратясь в Казань 19, а 20 числа июня неведомо куда из Казанского начальства отлучился, и где он ныне находится, поныне не известно». Полуанекдотичный случай произошел с солдатом Кочиным и рассыльным Чащиным. Их было «определено наказать розгами, но, за неприготовлением их караульными, были не наказаны. А другого дни того же апреля они поутру из-под караула скованные бежали, которых для сыску по тракту к городу Екатеринбургу послан был солдат Панкратов, который их, Кочина и Чащина, в расстоянии от города Казани во стапятнадцати верстах в деревне татарской поймал, и по привозе в Казань в здешнем начальстве 14 числа того же апреля при рапорте представил». Далеко не все случаи бегства и неповиновения солдат можно и должно объяснить социальными мотивами, но ясно другое: с началом Пугачевского восстания екатеринбургское горное начальство почувствовало себя весьма неуютно, даже за частоколом солдатских ружей.

10 октября 1773 г., как только начальник Екатеринбургской горной канцелярии полковник В.Ф. Бибиков получил известие о бунте, он спешно начал составлять, вольные «команды» из заводских рабочих и служителей. К декабрю в составе этих команд было уже более 1200 человек. Но разве это были солдаты? По свидетельству екатеринбургского чиновника надворного советника Охлябина, никто из них не был «приготовлен»«ни к службе, ни к тому, как им Пугачева разуметь должно». Не многим отличались от этих «казаков» и 400 рекрут, присланных от сибирского губернатора Д. И. Чичерина. Простые сермяги рекрутов ничем не отличали их ни от «казаков», ни от бунтовщиков.

Пассивно вел себя и Василий Бибиков, который не занимался обучением рекрут и «казаков», но писал разного рода «объявления» и сочинял текст присяги. В отличие от своего начальника, ряд чиновников горной канцелярии проявили завидную активность, особенно асессор М. И. Башмаков, который уже в ноябре очистил от «бунтовщиков» Анненский завод, перевешал и перепорол 40 человек.

К началу января 1774 г. положение Екатеринбурга стало угрожающим. В горной канцелярии впервые услышали имя «главного атамана и походного полковника» Ивана Наумовича Белобородова (хотя «утверждение» Пугачевым Белобородова в высоких чинах состоялось несколько позже). Разумные и решительные действия Белобородова в значительной мере объяснялись его солдатским прошлым. Восемнадцати лет он был «по очереди отдан в рекруты», где сменил штатскую «одежонку» на форму артиллерийского ведомства. Только примерно через 6 лет он был «за хромотою (вероятно, симулированною.— Авт.) от службы отставлен канониром» и занялся торговлей — вплоть до конца 1773 г., когда, уклонясь от принудительного «казачества», присоединился к восставшим.

Войско Белобородова имело казацкую организацию, разделялось на 3 сотни: русскую (сотник С. Баренцев (Верхоланцев), башкирскую (сотник Егафар Азбаев) и марийскую (сотник Оска Оскин). Стремясь к комплектованию боеспособного и многочисленного войска, Белобородов наряду с принципом добровольности нередко прибегал и к принудительной мобилизации из приписных крестьян и работных людей. Сотник Верхоланцев описывал такой эпизод: «Узнав, что я имел команду в 500 рабочих, он приказал мне на другой день выставить их во фрунт и сделать им перекличку по горным спискам. Ночью я выстроил 500 человек в одну линию против квартиры полковника и ждал рассвета... Белобородов осмотрел всю линию и выбрал до 300 человек для себя, остальных не принял за малолетством и другими недостатками; скомандовал фрунт, выдернул свою саблю и обернулся к старшинам и сотникам, которые мгновенно последовали его примеру. «Поздравляю тебя походным сотником,— сказал он мне,— а вас, ребята, с товарищем». Я поклонился. Меня тотчас остригли по-казацки и дали мне саблю». Но несмотря на элементы «регулярства», для войска Белобородова, как и для любого отряда пугачевцев, была характерна стихийность, слабая военная подготовка, хотя и более высокая, чем в войске Пугачева. Ни о какой унификации одежды «пугачи» Белобородова и не помышляли. Что касается самого атамана, то мы не располагаем каким-либо описанием его одежды, за исключением упоминания о «лисьем малахае».

Однако сила повстанческого войска заключалась не в однотипных кафтанах и оружии, «а в своей угрюмой решительности... Кого тут только не было! — писал Е. А. Федоров на страницах «Каменного Пояса».— Шли в войско мужики из приписных к заводам, убого одетые в серые сермяги, в нагольные полушубки, и многие из них топали по скрипучему снегу в лыковых лаптях. Молчаливо двигались угрюмые углежоги, которые узнавались по чумазым лицам, изъеденным угольной пылью. Все эти воины были вооружены дубинками, рогатинами, топорами, пиками, и редко у кого виднелся самопал или сабелька. Только заводские тащили за собой на санях пушки и мортиры, они казались грозной силой. Позади пушек на маленьких бойких конях двигалась башкирская сотня, за нею нестройной толпой шли пешие толпы башкир, одетых в теплые малахаи. За плечами у них мотались холщовые колчаны, набитые красноперыми стрелами, в руках — тугие луки, готовые в любую минуту к бою».

К началу января 1774 г. весь Кунгурский уезд, многие районы Екатеринбургского горного ведомства были охвачены восстанием. Один за другим, часто без всякого сопротивления, уральские заводы сдавались отрядам повстанцев. Партии «казаков», высылаемые для подавления бунтовщиков, завидев сермяжные армяки и полушубки «пугачей», переходили на их сторону.

4 января растерянный начальник Екатеринбургской горной канцелярии Бибиков собрал совет, на который пригласил всех чинов главного заводов правления, а также находившегося в городе генерал-майора Я. Данненберга (в середине 60-х гг. Данненберг организовал гранильное дело на Урале). В одной из комнат двухэтажного каменного здания собралось до десятка участников совета. Полковник Бибиков, вероятно в красном мундире горного офицера, открыл заседание. Он заявил о бедственном положении Исетской провинции, охваченной восстанием, и предложил сдать Екатеринбург. Многие из чиновников были возмущены этим предложением, зашумели, начался спор, но решения принято не было.

8 января совет собрался вновь. Бибиков предложил «благородным» оставить Екатеринбург, а сам город укрепить и защищать. В ответ на это предложение надворный советник Охлебин возразил: «Не видав еще никакой крайности, постыдно подписывать определение, которое не согласуется ни с честью, ни с должностью и присягою». Мнения чиновников разделились. Многое теперь зависело от позиции единственного генерала на совете—Данненберга. Даже по внешнему виду генерал резко выделялся среди собравшихся горных чиновников: золотое шитье двойным рядом лавровых листьев шло по полам и обшлагам, по клапанам карманов; по воротнику— одинарным рядом. Золотой галун — по краям шляпы, а сверху возвышался белый плюмаж из перьев. Правда, для повседневного ношения генералу полагался более скромный кафтан — без шитья, с пуговицами на обшлагах для отличия чина (у генерал-майора по одной), а также сюртук. Данненберг присоединился к мнению Бибикова.

11 января началась эвакуация «благородного» населения — уезжали многие дворяне, горные чиновники, купцы и духовенство. В. Бибиков тоже стал открыто готовиться к отъезду: собрал около 50 подвод у своего дома, сжег документы канцелярии, расплавил медные деньги. В городе царила анархия. Рекрутов, которых временно распустили по домам из-за нехватки продовольствия, собрать всех фактически не удалось. Солдаты предавались пьянству, в караулы не ходили. Среди населения царила паника. В этих условиях надворный советник Яков Рооде, начальник золотых приисков, собрал подведомственную ему монетную роту, организовал рабочих с золотых промыслов и «учинил разъезды по городу», чем и «пресек начинающее возмущение» в Екатеринбурге.

В течение всего января Екатеринбург находился на грани сдачи, и только благодаря действиям отрядов поручика Костина и сержанта Тобольских рот Курлова повстанческие войска увязли в местных боях и не предприняли попыток овладеть городом. 31 января в Екатеринбург вступил отряд секунд-майора Фишера в составе двух рот из оренбургских батальонов. Горные чиновники с неподдельным облегчением смотрели на нестройные ряды уставших солдат, одетых в васильковые епанчи, под которыми виднелись зеленые кафтаны. Впереди на коне ехал секунд-майор Фишер. На нем был зеленый кафтан с опущенными полами, а по камзолу, украшенному широким зеленым галуном по борту и клапанам, был повязан золотой с черным шелком шарф. Поверх кафтана — епанча василькового цвета. На ногах — черные сапоги с раструбами.

Одновременно из Казани в сторону Екатеринбурга двигался отряд секунд-майора Нарвского пехотного полка Гагрина. В нем было до 200 солдат Владимирского пехотного полка при двух орудиях, много запасной амуниции и ружей для «обывателей», которые присоединялись к отряду. В феврале, очистив ряд заводов и селений от «пугачей», Гагрин также вступил в Екатеринбург во главе 120 солдат и 670 полувооруженных «казаков» из крестьян. На мушкетерах был застегнутый на все крючки зеленый кафтан с красными лацканами, отложным воротником, обшлагами и подбоем. На каждом лацкане - по 7 медных пуговиц, еще 3 такие же пуговицы были нашиты по правому борту кафтана ниже лацкана. Под кафтаном красный камзол на 10 пуговицах, штаны красного сукна, черные штиблеты, застегнутые с внешней стороны на 12 пуговиц, и черные башмаки. На левом плече кафтана крепился суконный цветной погон (цвет и форма его не известна). Поверх кафтана — васильковая епанча. Шляпа и амуниция были такиеже, как у гарнизонных солдат, только темляк на шпаге — черный с белой кистью, а на шляпе — небольшой белый султанчик. В теплое время года солдаты ходили только в камзолах, надевая при этом белые штаны. Что касается командира отряда Гагарина, то его мундир был такой же, как у секунд-майора Фишера. Правда, тот и другой могли надеть зеленый офицерский сюртук без лацканов с пуговицами, нашитыми по бортам попарно. Чепрак и чушки у штаб-офицеров были красного сукна с двумя галунами. В пешем строю офицерам полагалось быть в черных кожаных гетрах, а при строевой форме надевать офицерский знак. Кроме того, обер-офицеры имели особые фузеи с трехгранным штыком.

Если в составе команды Гагрина были гренадеры, то они вместо шляп носили суконные шапки с медным налобником: задник шапки был красный, околыш — зеленый; сверху белая стоячая кисть. Что касается фузелеров и канониров артиллерийской команды пехотного полка, то они отличались от мушкетеров только тем, что воротники, обшлага и лацканы кафтанов были черными, а канонир, кроме того, имел пороховницу, носимую через правое плечо на широкой перевязи. Артиллерийские лафеты красились в красный цвет.

Несмотря на подход новых правительственных сил к Екатеринбургу, бои вокруг него шли с переменным успехом. 11 февраля пугачевцы выгнали из деревни Решеты, от которой было рукой подать до города, отряд капитана Черепанова. В 12 часов ночи в Екатеринбурге была «ударена тревога и собранные... люди разведены с артиллерией в подкрепление городских караулов». Но восставшие не развили успех, и уже через два дня секунд-майор Фишер и капитан Белов нанесли удар по пугачевцам. Секунд-майор Гагрин также начал теснить отряды Белобородова у Красноуфимска. Однако и правительственные войска по вине Бибикова проявляли явную нерешительность. Сам же Бибиков стремился переложить всю тяжесть по разгрому «бунтовщиков» на Гагрина, Фишера, капитана Порецкого (вероятно, возглавлял подразделения екатеринбургского гарнизона) и майора Жолобова, стоявшего во главе 12-й легкой полевой команды. Ведя непрерывные бои, эти отряды постепенно отходили от Екатеринбурга, что В. Бибикова явно не устраивало. В апреле он пишет Гагрину послание, в котором просит его вновь идти на защиту Екатеринбурга. Гагрин в недоумении: крупные силы «бунтовщиков» городу уже давно не угрожали (Белобородое все далее уходил к югу); в самом Екатеринбурге в это время находилась одна легкая полевая команда, две гарнизонные и одна горнозаводская рота и несколько сотен вооруженных рекрутов. Поэтому, поразмыслив, Гагрин пошел к Челябинску на соединение с генерал-поручиком И. А. Деколонгом.

Действительно, основные события назревали именно на Южном Урале. После поражения под Самарским городком Пугачев снял осаду Оренбурга. 22 мая у Чебаркульской крепости его нагнал подполковник И. И. Михельсон, но бой закончился безрезультатно. На другой день раздосадованный Михельсон сделал «в приказе строгий выговор роте, потерявшей свои пушки, и отнял у ней пуговицы и обшлага до выслуги».

21 июня, взяв Осу, Пугачев двинулся к Казани, которая 12 июля была также взята. Здесь его и нагнал Михельсон. «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием» (А. С. Пушкин).

Однако участь восстания была уже предрешена. Наряду с гарнизонными батальонами, легкими полевыми командами и «казаками» из крестьян, против Пугачева были брошены многочисленные армейские части: 2-й гренадерский, Владимирский, Томский, Нарвский, Великолуцкий, Воронежский и другие пехотные полки. Солдаты этих полков резко отличались от гарнизонных и горнозаводских частей, которые составляли до сих пор основу войск, боровшихся с Пугачевым. С самого начала, как только рекрут поступал в полк, предписывалось учредить за ним «кураторство»«надежному и добронравному солдату, чтоб он ежечасно того нового солдата обучал, не только порядочному поведению, но как обуться, одеться и дать себе добрый вид, быть не лениву, смелу, проверну, поворотливу, чтоб крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимка, чесание при разговоре, совсем были из него истреблены...». Особое внимание уделялось одежде: «...рубашку чаще переменять, сапоги и башмаки обувать, камзол и кафтан надевать, галстук повязывать порядочно, никогда дыр, как на одежде, так и на обуви не терпеть, а всегда починивать, если что издерется». Шляпу солдат должен был научиться носить даже с шиком— «носком передним несколько на левый глаз». Но самое главное — «...помнить всегда, что он не крестьянин, а солдат, который именем и чином от всех его прежних званий преимуществует». Вымуштрованные солдаты пехотных полков, давно забывшие о том времени, когда они носили мужицкую сермягу, огнем и железом карали «возмутителей» и «бунтовщиков».

В дело были брошены многочисленные кавалерийские части — драгунские, карабинерные, гусарские, казачьи и даже кирасирские (лейб-кирасирокий полк). Драгуны носили синие кафтаны (с погоном на левом плече) и камзолы, отложной воротник, обшлага и подкладка были красными, штаны — замшевые или лосиные (в походе поверх них надевался холстинный чехол), пуговицы — медные. На ногах были тупоносые сапоги без раструбов с железными шпорами и штибель-манжеты. Руки облегали замшевые перчатки с крагами; черная шляпа с желтым галуном и железной тульей, кисти в углах шляпы — синие. Вооружение и амуницию составляли: палаш с темляком и портупеей, ружье со штыком, патронная лядунка и перевязь, а в конном строю — пара пистолетов у седла. Чепрак и чушки синего сукна с узкой обшивкой из черной кожи, чемодан (цилиндрическая сумка, приторачиваемая к седлу) — синий. Епанча синяя или васильковая.

Вооружение кирасир было такое же, как и у драгун, но они сразу выделялись железными нагрудными кирасами и белыми суконными или кирзовыми колетами (мундирами). Любопытная деталь: в кирасирских и драгунских частях, согласно положению прежнего устава 1755 г., особое внимание уделяли усам: «Каждому кирасиру и драгуну надлежит, как возможно, стремиться усы отращивать, которые бы везде в строю и караулах подчесаны и подчернены были... у кого же по молодым летам натуральных усов еще нет, то употреблять, таким образом, накладные».

Карабинерные части отличались от драгун только красным камзолом, сапогами с раструбами, золотым галуном на шляпе и красными кистями в ее углах. Чепрак, чушки и чемодан были красного цвета.

Гусарские полки носили форму, близкую национальному венгерскому костюму, состоявшую из валяного колпака с плоским верхом и различными украшениями; верхней куртки — ментии (позже ментика), обычно имевшей восемь рядов горизонтальных шнуров и обшитой мехом; дулама (позже доломана) с такими же шнурами; кушака из гарусных шнуров; чакшир (позже чакчир) — рейтуз с узором. На ногах были короткие сапоги. С левого бока болталась плоская сумка (ташка), крытая цветным сукном с вензелем Екатерины II. Вооружены гусары были карабином, двумя пистолетами и саблей. Цвета всех элементов обмундирования зависели от принадлежности к конкретному полку.

К августу 1774 г. восстание быстро пошло на убыль. Отдельные всплески уже не могли изменить общего хода событий. Войска всюду обложили метавшегося Пугачева, стремясь поймать уже его самого. Особенно выделялся своей энергией в поимке самозванца гвардии поручик Гаврила Державин. «Резкий ум и пылкий характер» (А. С. Пушкин) и мундир офицера гвардии способствовали его усилиям. Зеленый кафтан гвардейского офицера, обшитый золотым галуном, не имел лацканов; камзол также был зеленого цвета, по бортам и клапанам которого шел золотой галун. Обшлага и воротник кафтана тоже зеленые, обшиты тем же галуном.

Не один Державин стремился снискать лавры усмирителя Пугачева. "По степи с худейшей пищею рядовых солдат,- доносил Екатерине II граф П. Панин - в погоду ненастнейшею, без дров, без зимнего платья, с командами майорскими, а не генеральскими, гонялся до последней крайности» за «злодеем» генерал-поручик А. В. Суворов. Описывать его парадный мундир не имеет смысла — Суворов был либо в повседневном зеленом кафтане без шитья (на чин генерал-поручика указывали только 2 пуговицы на обшлагах), либо в зеленом длиннополом сюртуке. Правда, шляпа отличалась от офицерской — на ней вместо галуна было золотое шитье и белый плюмаж.

Усилия честолюбивых дворян по поимке самозванца не увенчались успехом. Пугачева выдали сами яицкие казаки, привезя его к гвардии капитан-поручику Маврину. И только в Яицком городке Суворов впервые увидел «злодея», которого сопровождал до Симбирска. «Пугачев сидел в деревянной клетке на двухколесной телеге. Сильный отряд при двух пушках окружал его. Суворов от него не отлучался». От Симбирска до Москвы Пугачева везли в зимней кибитке, он был в оковах, и солдатам приходилось кормить его прямо из рук. Наконец 10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве состоялась казнь Емельяна Пугачева. Кругом эшафота и трех виселиц были выстроены пехотные полки. Мороз был жестокий, и офицеры были в шубах, поверх которых блестели шарфы и офицерские знаки. В сопровождении отряда кирасир привезли Пугачева, солдаты сделали «на караул». Один из чиновников зачитал манифест, после чего с Пугачева сорвали белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтана. Пугачев упал навзничь, «и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе» — так вспоминал пугачевскую казнь поэт И.И. Дмитриев, чьи неизданные записки использовал А.С. Пушкин.

После массовых экзекуций среди приписных крестьян и работных людей в селениях и на заводах жизнь в Екатеринбурге стала входить в свою прежнюю колею. Основная часть «пришлых» воинских команд была из города выведена. Среди них было подразделение одного из гусарских полков. Трудно установить, по какой причине, но 13 июля 1775 г. «указом канцелярии главного заводов правления» было «велено принять в ротный цейхгауз бывших здесь гусар мундирные и аммуничные вещи, кои приняты в цейхгауз каменный, дабы от сырости не могли оные испортиться». Эти вещи пролежали в цейхгаузе до 1777 г., когда горнозаводское начальство решило их распродать «желающим охотникам с публичного торгу». В один из июньских дней 1777 г. в присутствии ротных обер-офицеров были распроданы: «киверов с белыми тесмами», гусарских чемоданов, перевязей и «ремней подсумошных», штанов и прочих гусарских вещей — 33 комплекта. Невозможно установить, кто именно приобрел эти вещи, но, вероятно, в течение еще не одного года на улицах Екатеринбурга можно было встретить гусарские чакширы, колпаки (в документах — кивера) и даже ментии.

22 февраля 1775 г. были упразднены легкие полевые команды. Из их мушкетерских рот было поведено составить четырехротные полевые батальоны (с 1786 г.— шестиротные), один из которых получил название Екатеринбургского. Каких-либо сведений о том, где квартировал этот батальон, обнаружить не удалось (мы предполагаем, что не в Екатеринбурге). Упразднен Екатеринбургский батальон был в ноябре 1796 г., став частью Томского мушкетерского полка. Обмундирование всех чинов Екатеринбургского полевого батальона было аналогично обмундированию мушкетерских полков. Единственное отличие заключалось в гербах, которые были на патронных сумах, офицерских знаках, знаменах и барабанах. Этот герб, обрамленный короной и различными украшениями, представлял из себя следующее: на зеленом поле перегнутая под острым углом золотая полоса и на ней 5 чугунных ядер, выше полосы — три серебряных циркуля, а ниже — серебряный молоток.

После подавления восстания горное начальство попыталось ликвидировать возникший некомплект в горных ротах, в том числе среди унтер-офицеров. Особое предпочтение отдавалось участникам подавления «бунтовства», хотя они явно уступали по своим качествам кадровым солдатам. Так, например, полковник Бибиков определил сержантом в 1-ю Екатеринбургскую горную роту бывшего подьячего Тимофея Камгородова, который «в бунтовство самопроизвольно из подьячих был в предводительстве в команде с прапорщиком Черепановым». Но уже в августе 1775 г. «за слабое, стоя в карауле при гобвахте, наблюдение, через что один утечку учинил, написан был из сержантов в солдаты». Но опала таких людей не могла длиться долго — в том же году по случаю «дня тезоименитства Ея Императорского Величества... ему сержантский чин возвращен».

Продолжали служить в 1-й роте и упоминавшиеся ранее обер-офицеры А. Саламатов и Г. Черепанов, произведенные в эти чины за борьбу против «воровских шаек» в 1773—1775 гг. Но наряду с ними в роте было много солдат, унтер-офицеров и офицеров, седые виски которых были опалены подлинными сражениями во славу русского оружия. Обратимся к формулярным спискам за 1777 г. Среди офицеров обращает на себя внимание 57-летний поручик Федор Баннаш, «прусской нации офицерский сын греческого вероисповедания». Только поступив в службу, он в 1736 г. сразу оказался «под Перекопом при штурме, под Козловом, Бахшисараем, и назад идучи к России при Черной Долине в Ногайской орде ранен стрелою в голову». В 1737 г. «под Очаковым был ранен в правую ногу пулею», в 1738 г.— под Бендерами, в 1739г.— под Хотином и в Яссах — в 1742г. Далее — «Гельсингфор и Фридрихсгам в 1743 галерами при острове Гогланде и при Гангутской косе».

А вот перед нами весьма старый (72 года!) сержант Тимофей Сахаров, из монастырских крестьян. Уже 37 лет тянул он солдатскую лямку. В 1741 г. находился с войсками в Швеции, в 1748—1749 гг.— «во вспомогательном корпусе великих держав в Цесарии», в 1757 г.— в Пруссии при взятии г. Мемель, затем в походах 1758—1762 гг. в Пруссии, наконец, в 1763— 1764гг.— в Польше.

Не менее интересны послужные списки солдат: Василий Панаев, 48 лет, «екатеринбургских рот солдатский сын» (т. е. потомок первых строителей города), оказался с гордым и независимым характером. В 1765 г. «за противность и непослушание наказан батсокьем и написан был до выслуги в капралы солдаты». К. 1777 г. он так и не выслужился в свой прежний чин.

Солдат Никифор Попов, 60 лет, в 1757 г. был «в походах до Кюстрина и на баталии 1759 под Пальцыгом, где ранен левой руки в локоть пулею, того же года под Фанфорстом в сражении». В 1760 г.— «в Берлинской экспедиции, с 1761 в Цесарии, в 1762 при Турецкой армии».

Солдат Сергей Вагин, 57 лет, в 1741 г. был в Швеции, в 1757—1762 гг. в Пруссии при взятии г. Мемеля, «где прусским гусаром голова саблею разрублена и пулею левой ноги берцо ранено», но вскоре вновь был в строю и в 1764 г. «в Польше в походах находился».

Славное боевое прошлое имели солдаты Матвей Слитков, Алексей Пастухов (в 1749 г. «в прусской земле, а потом под городами Фанфорстом и Кюстрином, где находился на сражениях лет семь»), Николай Иванов, Карп Татауров (из «ясашных татар») и другие. Много было раненых, некоторые с физическими недостатками (недоставало пальцев на руках и т. д.).

Что касается обмундирования горнозаводской н монетной роты, то, по всей видимости, изменений не произошло, за исключением введения плащей зеленого, а в артиллерийской команде — красного сукна. Возможно, но маловероятно, что со второй половины 80-х гг. прежние кафтаны стали заменять на кафтаны по типу курток в армии Г. А. Потемкина.

С 1775 г. царское правительство начинает реформу местного самоуправления в России. По указу от 27 января 1781 г. было создано Пермское наместничество в составе двух областей, или провинций: Пермской и Екатеринбургской (из 8 уездов). Одновременно были учреждены в Екатеринбурге областная, а в уездах — уездные штатные команды.

Провинциальная, т. е. областная, воинская команда состояла из следующих чинов: 1 поручик, 1 подпоручик, 2 сержанта (в том числе при конных чинах вахмистр), 6 капралов (в том числе при конных чинах два), 56 рядовых (в том числе конных драгун 16 человек), 2 барабанщика и 1 фельдшер. До 1787 г. они не имели особого обмундирования и одевались по образцу армейских чинов: пешие — как мушкетеры, конные — как драгуны. С 1787 г. было определено штатным командам Пермского наместничества носить кафтан или куртку светло-синего цвета; воротник, лацканы, разрезные обшлага и опушка пол — малинового сукна; пуговицы из желтой меди были на лацканах, сзадк на полах, по две — у разреза обшлагов и по три — выше обшлагов. Черная шляпа без галуна, с кокардой, на ногах — белые суконные шаровары с пришивными кожаными крагами в виде коротких фигурных голенищ. Офицеры имели светло-синий кафтан с бархатными воротником, лацканами и обшлагами малинового цвета. Пуговицы были вызолочены. На ногах — черные высокие сапоги. Смена обмундирования и обуви проходила в штатных командах сверх жалованья, а оружие и амуниция выдавались из списанных в армейских полках. Предусматривалось чинить это оружие до тех пор, «пока совсем не придут в ветхость». Есть основания полагать, что и обмундирование нового типа екатеринбургская штатная команда получила не сразу, донашивая прежнюю одежду.

В 80-х гг. XVIII в. в Екатеринбурге в связи с реформой местного самоуправления и «Жалованной грамотой» 1785 г. возник целый ряд учреждений со своим штатом: совестный суд (1 судья, 2 заседателя, 2 мещанских заседателя, 2 сельских заседателя и т. д.), верхний земский суд (первый и второй председатели, 10 заседателей, 1 прокурор и др.), верхняя расправа (первый и второй председатели, 10 заседателей, 1 прокурор и др.) и многие другие учреждения.

В апреле 1784 г. было определено «присвоить в каждом наместничестве особые цвета для платья, в пользу находящихся там у дел дворянства и гражданства и в сокращение роскоши...». Различия цветов были заимствованы «большею частью из гербов, ими употребляемых...». Для всех чиновников Пермской губернии был введен светло-синий кафтан с малиновыми лацканами, воротником и подбоем. На разрезных обшлагах малинового цвета было 5 желтых пуговиц. Камзол белый. Для чиновников почтового ведомства был введен особый мундир — зеленый кафтан с черными бархатными лацканами, воротником, разрезными обшлагами с тремя пуговицами и подбоем; камзол палевый, пуговицы желтые.

Резко выделялись в массе гражданских чиновников горнозаводские чины: они, по всей видимости, косили красные мундиры с белым отличительным цветом. Их одежду нельзя было спутать и с мундирами офицеров горной роты, так как у первых были красные штаны и белые камзолы (в отличие от палевых), и они не носили шарфа и погона на левом плече. Кроме того, в строю горные офицеры, в отличие от горных чиновников, надевали шляпу с серебряным галуном по борту. Возможно, отличие заключалось еще и в пуговицах (у горных офицеров — белые или серебряные, у чиновников— «тумпаковые», или латунные).

В.Н. Земцов, В.А. Ляпин

---

Источник: Екатеринбург в Мундире.
Средне-Уральское книжное издательство. 1992.