Всегда лестно увидеть новый отклик на свою книгу — именно тогда понимаешь, что работал не напрасно, что работа твоя читается и вызывает отклики, пусть они будут позитивными, или даже критическими. Но когда они являются неаргументированными заявлениями, не подкрепленными ссылками, по большей части, туманными рассуждениями не по сути исследования — это кажется некорректным. Именно таковой мне представляется заметка синолога В. А. Шабана в журнале «Археологiчний лiтопис Лiвобережноi Украини» (№ 2 (12). 2002. — 1 (13) 2003. С. 224–226) «Заметки на полях монографии Нефёдкина А.К. “Боевые колесницы и колесничие древних греков”». Он напористо критикует не только автора – достается и издательству, и одному из рецензентов. Усугубляется эта критика тем, что дискуссия по спорным вопросам древнего военного дела ведется в категоричной, не терпящей возражений форме, при абсолютной уверенности в своей правоте, даже без намека на право существования альтернативного мнения. Всё это подвигло меня вступить в дискуссию.
Критик начинает свой опус с разбора стилистических шероховатостей, приводя при этом, как он пишет, «несколько» (18!) примеров. У критика свое представление о русском литературном языке, иногда не понятно, что ему не нравится, какие аномалии он нашел во фразах «вокруг оси вертятся два колеса с четырьмя спицами», «бига появилась под внешним влиянием» или «гиппические победы» (кстати замечу, что это стандартный для античников термин, обозначавший победы на скачках)? (с. 224). Редактор проверял данный текст и ничего несоответствующего стилистике русского языка не нашел. Естественно, можно было бы многие пассажи написать более изящным языком, но всё же нужно учитывать, что книга посвящена узко специальному сюжету и не рассчитана на широкий круг читателей.
Критику не нравится всё, начиная с названия книги, которое якобы не соответствует содержанию, «ведь истории колесниц древних греков посвящено всего 110 из 400 страницы». Видимо, к греческой ойкумене не принадлежат киренские эллины и грекоязычные жители державы Селевкидов, представлявшей собой типичную, можно сказать, эталонную греко-восточную монархию, история и культура которой традиционно изучается в курсе греческой истории (например, см.: Сергеев В.С. История Древней Греции. М., 1963. С. 425–430; История Древней Греции / Под ред. В.И. Авдиева, А.Г. Бокщнина, Н.Н. Пикуса. М., 1972. С. 328–334; История Древней Греции / Под ред. В.И. Кузищина. М., 2000. С. 307–319). Таким образом, к 110 страницам, посвященным балканским колесницам, надо прибавить еще страницы 219–267 и, по крайней мере, 268–358.
Также критику не нравятся некоторые термины, напоминающие «кальки с английских слов», в частности, «набочники» и «гомеровское военное дело». Однако первый термин является калькой не с английского, а с оригинала, древнегреческого (parapleyridia), а второй является стандартным для отечественного антиковедения обозначением целой эпохи истории Греции, ее реалий, необычных лишь для критика, плохо знакомого с темой (например, см.: Сергеев В.С. История Древней Греции. Гл. IV: «Гомеровская Греции» (с. 99–123); Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976). Термин «кроссбаровое колесо» критик также не воспринимает, поскольку он произведен от английского crossbar, что следует читать, по его мнению, как «кросба» (с. 224). Действительно, в британском варианте прочтения слово читается именно так, тогда как в американском конечная r произносится. Введение же самого термина, как и других, необходимо в связи с отсутствием аналогичного русского термина, обозначающего колесо с одной широкой и двумя тонкими поперечными планками внутри обода. Критик, видимо, не знает традиции перехода слов с английского на русский, где в подобных словах r произносятся (ср.: бар-bar, бард-bard, барбекю-barbecue). Не приемлет оппонент и следующий пассаж из книги «езда на моделях древних упряжках», так как «модель — воспроизведение предмета в уменьшенном или увеличенном виде». Но ведь бывают модели в масштабе 1 : 1!
Критик нашел в книге целых 18 фактических ошибок! Однако он, очевидно, плохо представляет себе, что фактической является ошибка в достоверно известной информации о каком-либо событии, и, следовательно, фактической является ошибка в передаче, а не в интерпретации информации. Фактической была бы, например, ошибка, если кто-либо, например, сказал, что Великая Отечественная война началась 22 июля, а не июня, как это было на самом деле. С этой точки зрения ни один из приведенных критиком примеров не является фактической ошибкой. Более того, критик объявляет фактическими ошибками достоверную информацию, исправляя ее на свои непроверенные по источникам данные. Стела в Эретрии в тексте Страбона объявляется «столбом», как в переводе Г. А. Стратановского (Strabo, X,10,1: в тексте — stele), а греч. sage в перечислении предметов снаряжения лошади критик предлагает переводить «вооружение», а не «седло», что ясно видно по греческому тексту с перечислением предметов (Pollux, X,54); цяны, упомянутые в главе 94 романа Ло Гуаньчжуна «Троецарствие» (М., 1984. С. 615) почему-то объявляются критиком «тангутами». Фактической ошибкой объявляется даже содержащаяся во «Второй книге Паралипоменон» (14,9) численности эфиопской армии. Хочется воскликнуть: это обращение не по адресу — не ко мне, а к Господу Богу!
Более того, автор считает, что археологические факты не являются историческими (с. 225). А какими? Физическими или биологическими? Археология входит в состав исторических дисциплин и, следовательно, археологический факт является и историческим.
Далее автор заметки переходит к критике моей реконструкции колесничной битвы, в частности, к разбору эффективности стрельбы из лука с колесницы в бою, приводя при этом искаженную цитату из моей книги. Оппонент, исходя из сравнения стрельбы колесничего из лука… с оружейной стрельбой XVIII века, приходит к выводу, что «максимальная эффективная дальность… не превышала 64–65 м» (sic!). Однако сама эффективность стрельбы — понятие относительное, о которой можно найти и другие, нежели у рецензента данные. О ней свидетельствуют, например, эксперименты прусского военного министра Г. И. Д. Шарнхорста в 1810-х гг. с ружьями образца 1782 г. Делалось 200 прицельных выстрелов с различных расстояний по мишени высотой 6 футов (ок. 1,8 м) и шириной 100 футов (ок. 30 м), в результате чего были получены следующие результаты (Duffy C. The Military Experience in the Age of Reason. Ware, 1998. P. 207):
Шагов до цели (прусский шаг– 0,625 м) 100 200 300 400 500 600
Количество попаданий 92 64 64 42 26 19
Процент попаданий 46 32 32 21 13 9,5
Однако, что может быть общего между стрельбой из лука с колесниц и ружейной стрельбой пехоты XVIII века? Огонь из ружей действительно стремились открывать с довольно небольшого расстояния, 100 шагов или меньше, но делали это вовсе не по причине малой эффективной дальности стрельбы из ружья как такового, а потому, что первый выстрел был наиболее эффективным, тогда как эффективность последующих была существенно ниже. Причины этого заключаются в том, что на протяжении почти всего XVIII века европейская пехота действовала на поле боя очень плотным строем, а перезаряжание ружья было довольно сложной процедурой, включавшей операции с порохом (даже после появления бумажных патронов – их рвали зубами). В начале боя солдаты заряжали ружья в спокойной обстановке, а после первого выстрела начинали перезаряжать в спешке и делали ошибки – просыпали часть пороха на землю, плохо прибивали заряд, и т.д., что снижало дальность и точность выстрелов. После первых выстрелов перед строем образовывалось облако густого порохового дыма, который застилал видимость и препятствовал прицеливанию, наконец, толкотня в плотном строю и сильное нервное напряжение также не способствовали прицеливанию. Поэтому не было смысла делать первый, самый эффективный выстрел с большого расстояния – лучше было приберечь его для самой эффективной дистанции. Впрочем, на практике нередко начинали стрелять с расстояния гораздо большего, нежели расстояние «эффективного выстрела», что случалось и в античности (Xen. Cyrop., III,3,60). Сравнивать колесничную стрельбу следовало бы с лучным боем, а не с действием пехоты XVIII в. (подборку данных см.: McLeod W. The Range of Ancient Bow // Phoenix. Vol. 19. 1965. № 1. P. 1–14). Критик же, по существу, сравнивает «теплое с мягким».
Недоволен остался критик и исполнением схем в книге, ведь на них между отрядами показаны большие интервалы. При этом не учитывается тот факт, что это не масштабные планы, а схематические изображения. Особенно на нравится ему схема, изображающая битву при Гавгамелах (с. 290), где, как он считает, «абсолютно неправильно» показан косой строй. Как явствует из источников (Curt., IV,13,32; Frontin. Strateg., II,3,19), армия Александра в этой битве построилась в своеобразное каре, препятствовавшему окружению македонского войска со стороны более многочисленного врага. «Косым строем» же строем, согласно античным «Тактикам» (Asclepiod. Tact., 10,21; Aelian. Tact., 30,3; Arrian. Tact., 26,3), являлся построение, у которого одно крыло выдвинуто вперед, а другое отведено назад: ни о какой собственно скошенной линии войск в источниках речи нет — это лишь новая интерпретации. Для сравнения заметим, что современный антиковед, специально изучающий военное дело эпохи эллинизма, А. Дивин рисует схему данного построения Александра в виде трапеции (Devine A. M. The Battle of Gaugamela: A Tactical and Source-Critical Study // Ancient World. Vol. 13. 1986. № 3–4. P. 99; также ср.: Фуллер Дж. Военное искусство Александра Великого / Пер. с англ. Н. А. Поздняковой. М., 2003. С. 186).
Задело синолога мое утверждение о том, что Китай, наряду с индийцами, ливийцами и кельтами отставал в конце IV в. до н. э. в своем военном развитии от Передней Азии, что объявляется фактической ошибкой. Однако я еще раз скажу, что в развитии верховых войск Китай намного отставал, ведь там конница появляется только в эту эпоху, для противостояния кочевникам: в 307 г. до н. э. в царстве Чжао (Таскин В.С. Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1. М., 1968. С. 37, 125, примеч. 59; Кожин П.М. Об освоении колесничной и верховой езды в древнем Китае // Одиннадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае»: Тезисы и доклады. Ч. I. М., 1980. С. 28; Кожанов С.Т. Некоторые вопросы организации военного дела в Китае конца I тыс. до н. э. // Китай в эпоху Древности. Новосибирск, 1990. С. 70).
После рассмотрения «фактических» ошибок, критик, наконец, переходит к «анализу» научной части книги. Он критикует реальность основных этапов развития колесниц в древности: «Теория эволюционного развития военного дела, — глубокомысленно рассуждает он, — не нова — это все та же, немного перелицованная, марксистко-ленинская теория исторического прогресса. В ней нет места таким базовым понятиям как государство, военное право, военное искусство, военные реформы. Автор не понимает главного — что любая военная структура развивается не эволюционным, а революционным путем и основным двигателем этого прогресса являются не блистательные победы, а жестокие поражения» (с. 225).
Да, видимо рецензент или вообще не изучал, или просто забыл теорию марксизма-ленинизма и имеет о ней весьма туманное представление (стоило вообще тогда его упоминать?). Здесь есть место таким базовым понятиям, как государство (Энгельс Ф. «Происхождение семьи, частной собственности и государства», Ленин В.И. «О государстве»), военное искусство и военные реформы (статьи Ф. Энгельса для «Новой американской энциклопедии»: «Армия», «Атака», «Сражение» и т. д. (см.: Бабин А.И. Ф. Энгельс — выдающийся военный теоретик рабочего класса. М., 1970); Ленин В.И. «Марксизм и восстание», «Советы постороннего», «Социалистическое Отечество в опасности!», «Тяжелый, но необходимый урок»; Марксистко-ленинская методология военной истории. М., 1976). Более того, эволюция военного дела признавалась далеко не марксистскими историками, царскими офицерами (см., например: Мартынов Е. И. Исторический очерк развития древнегреческой тактики (по древним авторам). СПб., 1900; Агапеев А. Опыт истории развития стратегии и тактики наемных и постоянных армий новых государств. Вып. 1. СПб., 1902).
Поражения, действительно, являются сильным стимулом для начала проведения реформ, и не только в военной области. Однако, более чем странным, выглядит заявление критика о том, что только они служат двигателями прогресса. Реформы в военной сфере зачастую вызваны изменением в социальной области или в военно-политической обстановке. Так, например, социальной борьбой в Аттике были вызваны реформы Солона (начало VI в. до н. э.), которые привели к новой стратификации общества, согласно которой теперь и производилась мобилизация. Реформы проводились и во время войны, и не после поражений, а после побед для более эффективного противостояния врагу. Так, после начала Греко-персидских войн афиняне создали отряд в 300 всадников и еще конных лучников, а Александр Великий во время своего победоносного похода также непрерывно реформировал свою армию: в Ситтакене в конце 331 г. до н. э., в Дрангиане в 330 г. до н. э., в Сузах в 324 г. до н. э. и в Вавилоне в 323 г. до н. э. Военные реформы проводились и после конституализации государства, для укрепления военного потенциала, как это делал персидский царь Кир Великий, создавая свою империю. Критик полностью отрицает эволюционный, реформаторский, путь развития военной структуры, считая, что она развивается революционно (видимо, скачкооборазно?). Это весьма своеобразное утверждение: то же развитие армии Александра во время восточного походе показывает далеко не «революционный», а типично эволюционный путь развития.
Рецензент, в общем, справедливо считает, что «у каждого государства» была «своя собственная история развития военного дела, со своими собственными возможными периодами существования боевых колесниц». Но совершенно очевидно, что существовали некие общие тенденции развития в данном виде вооружения, которые я и попытался выявить. Наиболее полный спектр развития колесниц (шесть этапов) мы найдем в Месопотамии, но в других областях мы не обнаружим всех этим этапов, как, например, в то же Китае.
Критик выступает против распространенного, а не только моего (как, по видимому, ему кажется) мнению о том, что колесницы были вытеснены из военной сферы всадниками, о чем ясно свидетельствует ассирийская конная пара, состоящая из лучника и копьеносца, и, возможно, греческий дуэт, в который входил конный гоплит и «оруженосец» (см.: Helbig W. Les hippeis athéniens // Mémoires de l’Institut National de France. Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. T. 37. Paris, 1904. P. 180–181; Février J. G. Le char de guerre dans l’Antiquité // Revue de cavalerie. T. 18. 1938. P. 646; Crouwel J. H. Chariots and Other Wheeled Vehicles in Iron Age Greece. Amsterdam, 1992. P. 48, 102; Postgate J. N. The Assyrian Army in Zamua // Iraq. Vol. 62. 2000. P. 100). В доказательство он приводит примеры из моей книги (а не найденные, кстати, самостоятельно), о безуспешном действии всадников Тимолеонта и Цезаря против, соответственно, карфагенских и британских боевых колесниц. Однако греки Тимолеонта и римляне Цезаря тогда столкнулись с этими боевыми машинами впервые, и нет ничего удивительного, что в первых боях они из-за отсутствия боевого опыта терпели поражение. То, что у колесниц и всадников на поле боя были разные функции, также не свидетельствует в пользу критика, ведь было время, когда на поле боя в Передней Азии выезжали только колесницы (II тыс. до н. э.), а позднее только всадники (вторая половина I тыс. до н.э.), во время же их сосуществования, естественно, функции у них были различны, ведь конница была более маневренным родом войск.
Оппонент высказывает весьма разумное суждение о том, что колесницы исчезают вместе с исчезновением адекватного противника, но при этом он абсолютизирует свой вывод, излишне обобщая частный случай. Да, конечно, колесницы исчезают из армии, когда их перестают использовать их постоянные противники. Но это — последствие, а не причина. Почему же колесницы исчезают у противника? Этого критик не объясняет. А исчезают они именно в силу военного развития, идущего по пути смены колесниц всадниками, что мы ясно видим на лучше известном нам ассирийском материале, где всадники появляются еще в IX в. до н. э., то есть еще до времени столкновения с конными массами кочевников, киммерийцев и скифов.
Заявление критика о том, что «на смену рыцарям-колесничим… приходит регулярная тяжелая пехота, сформированная из народа» (с. 225) полностью искажает военные реалии постмикенской эпохи, к которой относится данное высказывание. Во-первых, колесницы были родом войск в микенских царствах, а уж никак не рыцарями, а, во-вторых, им на смену приходят пешие племенные ополчения Гомеровской эпохи, и уж никак не «регулярная» пехота (фаланга?).
Переходя к рассмотрению серпоносных колесниц, рецензент, принимая мою датировку их появления в державе Ахеменидов в середине V в. до н. э., считает, что они появились к 456 г. до н. э. как ответ на поражения от египтян в 460 г. до н. э. (с. 225–226). Однако аргументация данного предположения («скорее всего») не выглядит убедительной, и «антигреческая» версия об их происхождении мне представляется наиболее убедительной (критику «антиегипетской» гипотезы появления серпоносных квадриг см. в моей книге на с. 320–321).
Критик считает, что реконструкции ахеменидской и селевкидской серпоносной колесницы в моей книге «не представляют никакой исторической ценности» (с. 226). При это он исходит из своего собственного перевода описаний колесниц у Кв. Курция Руфа (IV,9,5) и Тита Ливия (XXXVII,41,6–7), переводя латинские слова их другими значениями, что представляет собой, по существу, еще один альтернативный вариант реконструкции, но никак не заменяющий уже имеющийся. Корректура текстов источников по конструкции колесниц с серпами со множеством вставных (но никак не выделенных!) смысловых слов меня не убеждает и я остаюсь по этому поводу при своем мнении, выраженном в книге.
Критик выступает против реконструкции кузова колесницы рубежа V–IV вв. до н. э. (на с. 333), считая ее «ни на чем не основанным измышлением художника». Особенно не нравится оппоненту «ящикоподобный кузов кукольных размеров», поскольку «нет ни одного свидетельства существования у персов колесниц с такими маленькими кузовами» (с. 226). Однако, эта реконструкция основана на описании Ксенофонта, который лично наблюдал колесницы у современных ему персов (Xen. Cyrop., VI,1,27–30). Именно этот авторитетный античный историк указывает, что «возницы стоят в деревянных башнях» (Xen. Cyrop., VI,2,17). К сожалению, у нас нет ни одного изображения ахеменидской колесницы с серпами и мы можем лишь гадать о ее конструктивных особенностях. Поэтому и уповать на отсутствие свидетельств не стоит. Данная боевая колесница, как видно из описаний Ксенофонта, имела свои конструктивные особенности, одной из которых, по всей видимости, был подобный кузов, предназначенный для экипажа из одного человека, и большим его делать было незачем, ведь своей высотой он защищал возницу от метательного оружия врага.
Наконец, весьма нелогичным выглядит последний абзац, в котором автор высказывается в позитивном духе о значении монографии. Но ведь вся рецензия была негативной, откуда позитивное ее значение?
В целом, много место в рецензии уделено обсуждению стилистических и терминологических проблем, которые не относятся к существу дела. При этом в рецензии весьма мало (практические нет) аргументов, подкрепленных ссылками, с которыми можно было бы спорить, поэтому, по большей части, они являются голословными утверждениями. Сама же рецензия построена по принципу во что бы то ни стало выразить альтернативное мнение. Критику следовало бы получше ознакомиться с кругом обсуждаемых проблем, с терминологией античников и уже затем высказывать свои многочисленные нарекания. Хотелось бы услышать более взвешенные и продуманные мнения, а не голословные, по большей, части утверждения.