!Все даты даны по старому стилю!

Открытием военных действий в шведско-русской войне должно считать не мнимое нападение Русских на шведские форпосты, а начало осады Нишлотской крепости Шведами. Затем на море, последовала знаменитая битва при Гогланде. Наконец, в начале августа сделана была королем попытка осадить и взять Фридрйхсгамскую крепость, и при этом случай вспыхнул мятеж в шведском лагере, положивший конец настоящим военным операциям 1788 года. Не входя в подробности, интересующая лишь специалистов в военном деле, мы укажем на общеисторическое значение этих событий.

Густав хотел идти прямо к Петербургу. На море он, па пути к столице, должен был встретить прежде всего pyccкий флот, а затем должен был взять Кронштадт: тогда только открывался для него путь в Петербург с моря. На сухом пути он должен был занять русскую Финляндию, в которой укрепленные места: Фридрихсгам, Нишлот, Вильманстранд и Выборг могли задержать его на пути к Петербургу. Уже при первом шаге Густава одна неудача следовала за другою. Карл Сюдерманландский не мог победить pyccкий флот при Гогланде; Гастфер не мог и не хотел взять Нишлотскую крепость; Фридрихсгамская крепость, по всей вероятности, сдалась бы королю, если бы не обнаружился мятеж в войске Густава, который повел к составление конфедерации в Аньяла. Так уже в этом первом фазисе войны оказалось, что Густав не имел достаточных средств для достижения своих целей. Войско не было достаточно снабжено военными снарядами и жизненными припасами; русский флот оказался сильнее шведского; у самого Густава не доставало способностей полководца, а главное, он не мог постоянно рассчитывать на верность и преданность своих генералов, офицеров и солдата. В войске были представители различных политических партий. Те самые вопросы конституции, которые в продолжение предыдущих десятилетий препятствовали удачному развитию монархии, препятствовали и успехам похода 1788 года. Король находился на пути к Петербургу, и здесь уже считали, возможным, что он достигнет своей цели, как вдруг его остановил тот самый союз шведского народа с русским кабинетом, который, как мы видели, мог считаться причиною разрыва Густава с Екатериной. Не смотря на все усилия короля, не смотря на все финансовые жертвы, принесенные Швецией для приготовления к войне, не смотря на крайнюю опасность, в которую ставило Россию нападение Шведского короля, Густав должен был вернуться в Швецию, не достигнув своей цели и едва не лишившись своей короны. Все эти события совершились в продолжение немногих недель. Осада Нишлотского замка продолжалась от конца нюня до средины августа. Битва при Гогланде произошла 6/17 июля. Действия Шведов близ Фридрихсгама относятся к концу июля.

Еще до прибытия короля с главным войском из Швеции, в Финляндии находились никоторые шведские отряды, которым, как мы видели, было поручено начать поход. Главными офицерами в провинции Саволакс, откуда шведские войска должны были двинуться в русскую Финляндию для осады Нишлотской крепости, были Гастфер и Стединк. Несколько писем последнего к королю заключают в себе любопытный материал для истории этого фазиса похода. Стединк, еще недавно бывший во Франции и участвовавший там в шумных удовольствиях Версальского двора, вдруг очутился в Финляндии, в глуши, в стране, дотоле совершенно ему неизвестной, где на нем лежала тем большая ответственность, что он вскоре после открытия военных действий должен был заступить место компрометированного в изменнических сношениях с Русскими, барона Гастфера. Счастливый темперамент Стединка помогал ему переносить лишения в продолжение войны. Он оставался в Финляндии до заключения мира, а потом прямо оттуда отправился в Петербург в качестве шведского посланника. При революционном настроении умов в шведском войске и при небольших средствах, которыми он располагал, не будучи в состоянии достигнуть важных результатов, Стединк во многих встречах с Русскими обнаруживал необыкновенную смелость и распорядительность, не мало способствовавшие радушному приему, оказанному ему в последствии в России. Его привязанность к королю резко отличается от готовности многих других офицеров, между прочим, и Гастфера — изменить Густаву. В переписке Стединка с королем часто встречаются шутки, анекдоты, колкости, рассуждения о современных событиях в западной Европе, в особенности же о революционных событиях во Франции, которую Стединк любил не менее родины. Стединк откровенно пишет королю о всех промахах, сделанных при ведении войны, обращает внимание Густава на средства бороться со всевозможными затруднениями, жалуется на нерадение и оппозиции других, защищает Гастфера далее и тогда, когда тот уже сильно противодействовал интересам Густава, и сообщает множество любопытных сведений о том, что происходило в продолжение всего этого времени в русском лагере и в Петербурге.

Из Гельсингфорса Стединк пишет к королю 19/30-го мая, что на пути, проезжая через западную часть Финляндии, он нашел, что население в этой стране сильно боится войны, что, впрочем, как говорят, и Русские сильно опасаются шведского нападения, потому что они нисколько не приготовлены к обороне, и далее, что продовольствие в такой бедной стране едва ли может быть достаточным. Кроме того он обращает внимание короля и на другие невыгодные гигиенические условия для войска и на недостаток в военных снарядах. Последнее обстоятельство оказалось роковым и при осаде Нишлота, и при осаде Фридрихсгама. Вскоре после этого письма двинувшись с войсками к русской границе, Стединк и Гастфер находились в Сан-Михеле, откуда 13/24-го июня Сте-дпнк пишет королю о тайном посещении им Нишлотской крепости следующим образом:

„Я покорнейше прошу извинения у вашего величества, что я был с визитом у коменданта Нишлотского замка, но я считал это необходимым, так как мы не имеем пока никакого плана этой крепости, и ничего о ней не знаем, да и думаю я, что на войне нужно надеяться лишь на собственный глаз. Под предлогом посещения границы, я отправился в крепость в сопровождении одного инженера, Миллера, которого знали в Нишлоте, но который с самою крепостью не был знаком. Переодевшись и называя себя французским капитаном, я перешел через границу и обедал вместе с некоторыми офицерами Нишилотского гарнизона у одного пастора в Семинге (Sääminge) в нескольких верстах от Нишлота. Там я узнал, что г. Брюс сильно спешит в Выборг, и что с тех пор в продолжение последних дней комендант Нишлота получил новые известия из С. Петербурга; в Нишлоте готовятся к обороне. Главный инженер в Нишлоте, Торкет, происхождением Швед, сильно полюбил меня и был не прочь сам показать мне все укрепления. Сначала он и хотел было сделать это, но потом, может быть, опасаясь чего-нибудь неладного, отказался. Г. Миллер считался моим дядею. Русский майор Пистолкорс провожал нас и при переправе в лодке правил рулем. Мы причалили в некотором расстоянии от замка. Нас окружили русские солдаты. Я изъявил желание видеться с комендантом, живущим в самом замке, и о котором я знал, что он болен и лежит в постели. Пока сержант отправился к коменданту, я, терпеливо ожидая ответа, прогуливался по всей крепости, перешел через несколько мостов, прошел мимо Нескольких караульных и наконец очутился па самом дворе замка, у дверей жилища коменданта. Последний, вероятно, удивленный таким посещением, долго заставил ждать меня, а между тем я имел время тщательно осмотреть все. Между тем за мною были заперты проходы, и я уже считал себя отправленным в Сибирь, вспоминая о моем последнем отчаянном средстве спасения, состоявшем в большом ноже, которым я запасся. Говорят, что комендант человек учтивый: он не задержал бы меня. Но он меня не принял; все ходы опять были отперты, и нам со всех сторон кричали: „ступайте". И мы, не видевшись с комендантом, ушли. Я хотел еще осмотреть окрестности и отправил г. Миллера в город за некоторыми покупками, как бы для моего путешествия в Торнео, которое считалось поводом к тому, что я посетил Нишлот, а сам гулял по острову. Чухонец, провожавший меня, был ни жив, ни мертв, потому что один из жителей города, с которым мы встретились, советовал нам не шататься здесь понапрасну, так как иначе нас легко могут взять, посадить в кибитку и отправить в Сибирь; таков, прибавил он, бывает образ действий Русских. Однако с нами ничего худого не случилось. По возвращении моем с этой прогулки, неожиданно вошел в мою комнату один pyccкий капитан с двумя сержантами, из которых один знал по-немецки, другой по чухонски. Я подумал было, что дело плохо; но они только передали нам, что если мы хотим сделать коменданту какое-либо важное сообщение, он нас тотчас же примет. Мы не считали удобным принять это приглашение, уехали и были очень рады нашему счастливому возвращению".

Этот смелый подвиг Стединка был совершен им еще до происшествия около моста при Вуольденсальми. Военные действия еще не открылись, но именно около этого времени случились первые столкновения, и барон Гастфер после этого, считая войну начатою, двинул свои войска в русскую Финляндию. В какой степени в этой части Финляндии Шведы все приготовили к нападению на Россию, видно из письма Стединка к королю от 16/27-го июня :

„Наконец, государь, шпага обнажена, теперь нам остается только победить или погибнуть. Надеюсь, что все разделяют со мною это чувство. Наш небольшой отряд уже двинулся по различным направлениям. Мы не могли действовать раньше, будучи лишь на половину снабжены необходимым; это нужно приписать долгому миру, вследетвие которого мы отвыкли от боевых порядков, и крайней нищете, в которой находится эта страна. Сегодня вечером вы, барон Гастфер и я, отправились каждый в свою сторону. Если эти господа в Нишлоте не получили подкрепления, то мы возьмем крепость, впрочем сильно укрепленную. Она может быть взята лишь такими пушками, каких мы не имеем, или каким либо coup de main.

Главное—действовать согласно с движениями большой армии. Если бы нам удалось приблизиться к Ладожскому озеру, взять Сердоболь и Кексгольм, то мы стали бы весьма опасными неприятелю; но мы не будем в состоянии при наших силах обнять столь обширную территорию: мы нуждаемся в подкреплении. Ваше величество отправитесь вдоль по берегу моря, где вам надлежит взять крепости Кельтис, Давидштадт и Вильманстранд. Расстояния большие. Рекрутский набор идет туго. Народ здешний привязан к вашему величеству; но голод лишает его силы и духа, так что он предается бродяжничеству, грабить и ленится, и скорее может быть назван русским, чем шведским. При последнем смотре многие просились в отпуск. Это не те люди, что в Ниланде и Або. Если бы мы имели удачу, то, может быть, все изменилось бы".

Сначала Гастфер и Стединк имели в виду одновременно приступить к осаде Вильманстранда и Нишлота; как скоро они однако узнали, что последняя крепость получила подкрепления, то решились действовать вместе против одного Нишлота. В письме от 17/28-го июня граф Стединк жалуется на неопытность солдат и офицеров и на разного рода на каждом шагу встречается затруднения.

Итак, осада Нишлота началась. Взятие этой крепости должно было считаться делом крайней важности. Она находилась в центре водной системы Сайменского озера и заграждала Шведам путь на юг через Выборг к Петербургу, на восток к Ладожскому озеру, со стороны которого также можно было грозить столице. Шведские войска, расставленные по всей границе от устья реки Кюмени до Нишлота, должны были производить свои операции концентрически, и занимая крепости, на пути лежащие, мало по малу приближаться к Петербургу. Могли ли эти русские крепости выдержать напор Шведов? Между тем как последние располагали сухопутным войском около 30.000 человек, Россия имела тогда на севере не более половины этого количества. О больших битвах в открытом поле нельзя было и думать. Русские должны были ограничиваться обороною главных пограничных укрепленных мест.

Екатерина, следившая за всеми движениями Шведов и часто занимавшаяся рассмотрением карты Финляндии, хорошо понимала опасность, угрожавшую Петербургу. Шведы, приступив к Нишлоту с небольшим отрядом в 1.700 человек, 18/29-го июня на лодках переправились через озеро, на островах которого построены город и крепость, и 21-го июня / 2-го июля заняли город и все дефилеи в окрестностях. Началась формальная блокада крепости, совершенно отрезанной от русских войск. Известие об этом вскоре прибыло в Петербург, где не столько надеялась на сухопутные войска, сколько на флот. Даже, как видно, считали легко возможным взятие Нишлотской крепости, потому что было приказано „снабдить npoвиантом Кексгольм, дабы Шведы, взяв Нншлот, не бросились туда и не овладели Ладожским озером для пресечения коммуникаций в Петербург". При этом случае Екатерина заметила: „Правду сказать, Петр I близко сделал столицу". В то же время Екатерина говорила о том, что переедет из Царского Села в город и „при надобности выйдет с гвардиею в лагерь при Осиновой роще". Немного позже узнали, что „Шведы со стороны Нишлота, Вильманстранда и Аберфорса намерены вдруг произвести атаку и вступить в наши границы". Генерал Михельсон уже находился в Финляндии и готовился встретить Шведов. К нему на почтовых были отправлены полки для подкрепления; далее было велено завести вооруженные суда на Ладожском озере, а гребным судам новой конструкции с малыми фрегатами и морским батальоном разъезжать в шхерах между Кроштадтом и Фридрихсгамом. В этих мерах обнаруживается уже опасение за столицу и отсутствие надежды на крепости Нишлотскую и Фридрихсгамскую.

Однако блокада Нишлота оставалась неуспешною. Стединк в письме к королю от 27-го июня / 8-го июля сравнивает ее с осадою Гпбралтара.

„Разница лишь в том, что неприятель ни откуда не может получить ни подкрепления, ни припасов, и что из пушек не стреляют. Мы не стреляем, потому что не имеем пушек; неприятель не стреляет, как говорят, чтобы не быть начинающим; это, конечно, весьма скучно", прибавляет Стединк.

Двумя днями позже он пишет об открытии перестрелки:

„На сильный огонь неприятеля мы отвечаем выстрелами из мушкетов и из одной небольшой пушки, которую нам удалось поместить на скале против замка, и которая убивает много Русских. Мы имеем большие запасы, отняв у Русских целый транспорт овса и хлеба; в крепости же одна вода и ржаная мука, что, впрочем, достаточно для поддержания жизни. Со всех сторон нам говорят, что значительные отряды Русских направили свой путь сюда на нас. Это объясняется бездействием большой армии. Через надежных шпионов мы знаем, что во всей русской Финляндии не находится и 1000 (sic) человек солдат. Это было бы достаточно, чтоб уничтожить нас, но весьма мало в сравнении с нашею большою армией".

Очевидно, что особенных предприятий нельзя было ожидать ни с той, ни с другой стороны по недостатку в средствах. Небольшой отряд Шведов, начавший осаду крепости, не имея и плана её, не имея пушек, конечно, должен был довольствоваться блокадою замка. Хотя заметка Стединка, что Русские „и 1000 человек не имеют во всей русской Финляндии", была лишена основания, Pyccкие действительно должны были раздробить свое небольшое войско по разным пунктам границы на протяжении нескольких сотен верст, так что и они едва ли были бы в состоянии решиться на какое-либо более важное предприятие.

Густав между тем наверное рассчитывал на взятие Нишлота. Он писал к Стединку из Пейпола от 7 / 18 июня:

„Теперь у вас есть пушки, хорошая артиллерия и xopшие офицеры, и я не сомневаюсь в том, что Нишлот взят.... Мы постараемся около Фридрихсгама занимать генерала Михельсона.... Вы же находитесь только в 15 милях расстояния от Кексгольма. Я думаю, что вам лучше отправиться прямо к Кексгольму, собирая для этого повсюду разбросанные войска. Если же вы возьмете этот город, приведенный в ужас вашим приближение, то вам открыт путь и дальше. Получив тогда известие о взятии Фридрихсгама, вы можете направить путь к Выборгу для соединения с главною армией" и т. д.

Но эти смелые предположения короля не должны были осуществиться. Обстоятельства Русских уже начали поправляться. Мало по малу стали прибывать войска в Финляндию, куда отправился и сам великий князь Павел Петрович, в лагерь главнокомандующего, графа В.П. Мусина-Пушкина. Барон Спренгтпортен должен был сделать с отрядом войска диверсию из Олонецкой губернии. Кроме того часть конной гвардии была отправлена из Петербурга в Красную Мызу (90 верст от столицы), с целью, в случае нужды, выслать этот отряд в распоряжение графу Мусину-Пушкину.

Наконец последовала встреча между русскими и шведскими войсками при Кернакоски, где 10/21 июля на полковника Эренрота, имевшего под рукой отряд в 320 человек, напал русский обсервационный отряд, который и вытеснил Шведов из одного редута, отняв у них пушку. Шведы сами сознавались, что они при этом случае потерпели урон. В Петербурге с удовольствием поговаривала об этом происшествии, и Екатерина тогда писала к Циммерману, от 20-го июля: „В Финляндии были три сшибки, где мы не только сбили с места пост его Шведского величества, но еще человек до ста полонили и взяли пушку".

Осада Нишлота между тем безуспешно продолжалась. Стединк пишет 12/24 июля:

„Я начинаю верить тому, что читал однажды в одном географическом описании о Нишлоте, что это место может быть взято только деньгами или голодом. Две пушки и две obus (sic?), присланный нам вашим величеством, еще ни на один день не доставили нам амуниции, между тем как мы работаем день и ночь, чтобы построить батареи. Смотря на башни этой крепости, я боюсь умереть от скуки".

24-го июля / 4-го августа он пишет:

„Осада Трои, без сомнения, представляла более разнообразия, иначе тогдашние герои не продолжали бы ее десять лет; к тому же, здесь нет ни Ифигении, ни Бризеид. Золото на нашего коменданта не подействует, а разве огонь и железо. Нас известили, что на нас идет неприятель со стороны Карелии, из Кексгольма и Сердоболя. Мы его ждем, но я не рассчитываю на сильное сопротивление со стороны наших солдат, которые нуждаются в хороших офицерах".

Между тем неудовольствие в шведском войске обнаруживалось все более и более, и мятеж, вспыхнувший при Фридрихсгаме, не мог не повлиять и на осаду Нишлота. Туда из окрестностей Фридрихсгама, где образовалась конфедерация в Аньяле, были отправлены депутаты войска, которые уговаривали и офицеров и солдат сложить оружие. Военные действия остановились. 24 июля / 4 августа Стедник в отчаянии пишет к королю о мятежных замыслах офицеров, о неудачах похода и об упадке духа в войске, осаждавшем Нишлот:

„Наш отряд считает себя отрезанным среди неприятельской территории и предназначенным к верной погибели. Такие опасения в соединении с страстною любовью каждого финляндского солдата к своей избе заставляют меня считать возможным, что наши солдаты оставят нас, как скоро неприятель станет теснить нас немного сильнее. Наше положение было хорошо, пока неприятель был занят в другом месте; но оно становится опасным в настоящую минуту; мы разбросаны во многих местах для производства блокады и находимся здесь под пушками неприятеля" и т. д.

Между тем, не смотря на то, что переписка конфедератов с Екатериной уже обнаружилась, Стединк еще надеялся на продолжение действий против Нишлота. 5/16 августа он писал к королю.

„Мы не должны покидать это место, пока только будем в состоянии удержаться здесь. Это убеждение разделяется, конечно, немногими, однако офицеры моего отряда не посмеют ослушаться меня. За Саволакский полк я не ручаюсь. Авторитета г. Гастфера не удержит его".

Король и после составления конфедерации надеялся на Нишлот и писал Стединку 8/19 августа: „Нужно держаться около Нишлота, так как я держусь здесь, не смотря на все неудачи". Несколько дней после этого Гастфер отступил от Нишлота. Нам уже известно, как pyсский кабинет, воспользовавшись состоявшеюся конфедерацией и общим ропотом, старался действовать на шведское войско. Барон Гастфер оказался легко доступным увещаниям представителей русских интересов — Спренгтпортена, Гюнцеля и других. Тайная переписка между этими лицами и Гастфером доказывает, что Стединк напрасно уверял короля в преданности Гастфера. Генерал Гюнцель грозил ему приближением сильных отрядов русских войск, обещал, что Русские при отступлении Шведов от Нишлота не будут преследовать их, и таким образом в этой части Финляндии состоялось что-то в роде, перемирия. Уже 10/21 августа Гастфер и подчиненный ему граф Стединк отступили от Нишлота. Гастфер отправил к королю подробное изложение причин, побудивших его к этому решению; но Стединк, которому, впрочем, не были известны сношения Гастфера с Русскими, не одобрял его, хотя и соглашался с тем, что положение войск, осаждавших Нишлот, было действительно крайне затруднительно. Гастфер и Стединк постоянно просили у короля подкрепления и помощи; король постоянно обещал отправить к ним все нужное; но сам он нуждался во многом, был окружен недовольными, страдавшими также от веякого рода лишений, и наконец в это время вообще, как кажется, медлил, не действовал достаточно расторопно и энергически, так что Гастфер имел достаточно благовидных предлогов для отступления.

Нельзя думать, чтобы взятие Нишлотской крепости после более продолжительной осады не было возможно. Блокада, препятствовавшая всякому сообщение между гарнизоном и русскими хлебными магазинами, раньше или позже должна была иметь следствием голод в крепости, снабженной съестными припасами не более как на три месяца. Попытки Русских во время осады отправить в Нишлот съестные припасы не увенчались успехом. Еще в первых числах июня капитан Лоде с 50 человек шведских солдат взял 25 русских лодок, нагруженных мукою и зерном и назначенных в Нишлот. Рассказы о приближении значительных отрядов русских войск, назначенных для освобождения этой крепости, были вымышлены; но Гастфер не переставал утверждать, что его положение становится крайне опасным. Конечно, количество его войска, осаждавшего Нишлот, убавлялось вследствие мелких стычек, бегства и распространявшегося мятежа, а удаление большой армии от Фридрихсгама к границе могло сделаться роковым для отряда Гастфера, так как отвлеченные до того шведским войском, стоявшим при Фридрихгаме, pyccкие отряды могли теперь напасть на него. В таком положении Гастфер отправил к королю курьера с запросом, продолжать ли ему осаду Нишлота или нет; но так как на этот запрос не последовало ответа, то Гастфер и отступил. В двух милях от Нишлота на пути в Рандасальми, ночью, наконец приехал курьер с ответом короля, приказывавшего во что бы то ни стало продолжать осаду. Но было уже поздно. Отступление продолжалось, и в последствии открылись настоящие поводы Гастфера к отступлению — его сношения с Poccией, откуда он, как мы знаем, получил 10.000 рублей, и в службу которой он хотел вступить, подобно Спренгтпортену. Стединк, порицая образ действия Гастфера, также впрочем говорит о недостатке в провизии и в деньгах; но даже нисколько месяцев позже, когда король поручил ему арестовать Гастфера и самому занять его поет — командира Саволаксского войска, Стединк не верил в измену Гастфера, которая однако для нас, особенно после издания записок Храповицкого, не может оставаться вопросом. В январе 1789 года Стединк, который оставался верным королю, переписывался с Густавом о некоторых подробностях, касавшихся осады Нишлота, и жаловался на то, что Гастфер находился одновременно под влиянием советов полковника Брунова и его. Брунов в то время, когда началась осада Нишлота, считал более важным отправиться к Вильманстранду; Стединк прежде всего хотел окончить осаду Нишлота, в котором он видел ключ к Poccии. Следствием такого разноглася была медленность в действиях, сильно вредившая операциям Шведов. Стединк жалуется и на то, что Гастфер находился сам не около самой крепости, а в Тунаксари (в двадцати верстах от Нишлота, в дефиле, откуда можно было ожидать приближения русских войск), и на Брунова, который один из первых принял мнения конфедератов и ежедневно грозил своим удалением из лагеря.

„После того, как пришли депутаты пз Аньяла", продолжает Стединк, „нам две недели сряду угрожали и секира палача (за неучастие в предприятии конфедератов, утверждавших, что отстаивают законность), и меч неприятеля.... Таким образом Гастфер, который лишь одною стойкостью, вовсе не согласною с его характером, мог бы выйти из такого положения, приказал отступать.... Я был в ужасе и думал уже отказать ему в послушании и принять на себя командование; некоторые офицеры были в отчаянии, даже плакали при получении повеления Гастфера, но я не имел возможности противодействовать. Я не умею говорить по чухонски и не мог бы объясняться с солдатами; к тому же было бы крайне неосторожно оставаться близ Нишлота после того, как Гастфер оставил дефилей при Тунаксари, так что Pyccкие теперь без препятствия могли приблизиться и выручить гарнизон Нишлота".

Таким образом не удалась попытка Густава взятием Нишлота проложить себе. дорогу к Ладожскому озеру, к Вильманстранду и Выборгу, а затем и к Петербургу. Вскоре оказалось, что вопреки его заявлениям, он не мог надеяться и на другие способы для достижения этой цели.

---

Глава из книги: А. Брикнер. Русско-шведская война 1788-1790 гг. Поход 1788 года.

© luterm. Подготовка к электронной публикации. При использовании текста ссылка на данную страницу обязательна.