Восстание Пугачева (1773—1775)

Военная история 2-й половины 18 века

Wargame Vault

Войско и органы власти восставших

Глава 7

Войско и органы власти восставших

Владимир Мавродин

Войско восставших, особенно на первом этапе Крестьянской войны — от начала восстания до марта 1774 г., не было просто механическим соединением отдельных отрядов. Конечно, и на первом этапе восстания немалая часть повстанческого войска состояла из отдельных отрядов, слабо связанных друг с другом. Тем более это характерно для третьего этапа — для лета 1774 г. Но связующим и цементирующим началом в Крестьянской войне, основной военной силой восставшего народа было Главное войско, или Главная, Большая армия. Она имела довольно стройную структуру, в основу которой была положена казацкая военная организация.

Армия делилась на полки, возглавляемые полковниками. Казацкие полки насчитывали обычно 500 (501) человек. Полки («части») делились на роты примерно по 100 человек, во главе которых стояли сотники, есаулы и по два хорунжих на роту.

Командиры избирались на круге (сходе) «с общего согласия». Пугачев или кто-либо из высших командиров только предлагал кандидатуру, которая или принималась, или отвергалась. Кроме того, Пугачев дал право своим полковникам по достоинству и заслугам «жаловать» в сотники и есаулы.

Полки и подразделения подбирались по социальному, национальному или территориальному признаку. Так, например, войсковой атаман Андрей Афанасьевич Овчинников командовал полком яицких казаков; Тимофей Иванович Подуров — полком, состоявшим из оренбургских казаков и казаков, перешедших к восставшим из крепостей и форпостов; Муса Алиев и Садык Сеитов возглавляли полки, в которые входили татары; Кинзя Арсланов командовал башкирским полком; Федор Иванович Дербетев — полком ставропольских православных калмыков; Афанасий Тимофеевич Соколов (Хлопуша) был «над заводскими крестьянами полковник».

Во всем войске устанавливались казацкие порядки. Солдаты, перешедшие на сторону восставших, объявлялись «государственными казаками» и стриглись по-казацки. Уходили в казаки заводские работные люди и крестьяне.

Точный учет состава войска отсутствовал. В некоторых полках и отрядах все же заводили списки «служивых казаков», но в силу текучести состава попадали в список только командиры. Правда, в некоторых полках и отрядах все же заводили списки «служивых казаков».

Слабая дисциплина оставалась больным местом. Пресечь дезертирство и установить строгую дисциплину в армии восставших было очень трудно, хотя какие-то попытки в этом направлении и предпринимались. Так, например, лагерь пугачевцев под Оренбургом был окружен пикетами, дозорами, караулами, но пароля не было. Достаточно было откликнуться одним словом «казаки», и дозор беспрепятственно пропускал пришедших.

Обучение военной сноровке больше напоминало соревнование в стрельбе, скачках, рубке и т. д. Артиллерийской стрельбе часто обучал сам Пугачев, мастерски стрелявший из орудий, либо канониры из солдат, перешедших на сторону восставших.

Особенно отличался канонир Волков, за ревностную и верную службу получивший от Пугачева денежное вознаграждение и воинское звание сотника. Подъем и отбой в лагере восставших в Берде под Оренбургом производился в одно и то же время выстрелом из «вестовой» пушки. Тревогу объявляли звоном в набатный колокол.

Пугачев, Государственная военная коллегия и полковники повстанческого войска, стремясь укрепить дисциплину, требовали от сотников и есаулов «воинскую команду содержать в великой строгости и вам послушании». Дезертирство всячески преследовалось. Государственная военная коллегия ввела написанные на бумаге или жестяные «билеты», выдававшиеся освобожденным от службы в повстанческом войске или получившим отпуск.

Войско получало денежное жалованье, но нерегулярно. Ведавший казной Максим Шигаев выдавал то по рублю, то по 5–6 рублей на человека. У Пугачева была своя гвардия — «непременный караул» из 25 яицких казаков, потом он был увеличен до 50 человек. Пугачев собирался одеть их в мундиры из зеленого сукна, наподобие мундиров преображенцев.

Кроме Главной армии войско восставших состояло из больших отрядов, длительное время действовавших почти самостоятельно и возглавлявшихся деятельными и способными военачальниками. Среди них особенно выделялись полковник Иван Никифорович Зарубин-Чика, полковники Иван Никифорович Грязнов, Афанасий Тимофеевич Соколов, командир «сибирского корпуса» Иван Наумович Белобородов, «главный российского и азиатского войска предводитель» бригадир Иван Степанович Кузнецов, вожди восставших башкир «походный полковник и бригадир» Салават Юлаев, Кинзя Арсланов, Батыркей Иткинов, мишари Канзафар Усаев и Бахтиар Канкаев, калмык Федор Дербетев, татары Садык Сеитов и Мясогут Гумеров.

Среди командного состава войска восставших были казаки (52 человека), крепостные крестьяне (38 человек), заводские крестьяне и работные люди (35 человек), украинцы, башкиры, татары, калмыки, мещеряки, чуваши, удмурты.

На первом этапе Крестьянской войны связь между Главной армией и отдельными отрядами была более или менее постоянной и регулярной, на втором и особенно на третьем ее этапах она все больше и больше нарушалась.

Войско восставших было основано на добровольных началах. Зная отношение народа к ненавистной, страшной царской рекрутчине, Пугачев в своих манифестах объявлял о ликвидации рекрутских наборов. В армию Пугачева, в войска его полковников, в отряды «пугачей» шли добровольно. «В службу» Пугачеву набирали «охотников». Народ шел в войско «Третьего императора» «охотою», «самопроизвольно», «вседушно», «стар и млад». Оставалось только собрать его в отряды и вооружить. Это уже было труднее. Пугачев на следствии говорил: «Я и так столько людей имел, сколько для меня потребно, только люд нерегулярный», т. е. необученный, невоенный, плохо вооруженный. Лишь в отдельных случаях прибегали к принудительному набору, что отнюдь не являлось насилием по отношению к крестьянам и работным людям, так как в представлении восставших за народное дело должны были сражаться все способные носить оружие.

Нередко к крестьянам и работным людям, добровольно уходившим «в казаки», предъявлялись определенные требования. Брали молодых людей, «хороших доброконных и вооруженных ребят», «хорошего состояния».

Кроме казаков, активных пугачевцев из крестьян, работных людей, солдат, которых правительство отличало от «подлинно воинских казаков», в войсках восставших принимали участие «понятые» и «подводчики», которых набирали или для придания законного характера действиям казаков («понятые») или для перевозки имущества («подводчики»).

По мере того как летом 1774 г. Большая армия вынуждена была все стремительнее уходить от противника, в нее могли вступить лишь конные или имеющие повозки.

Так «самопроизвольно» создавалось войско восставшего народа. Повстанцы придавали большое значение «регалиям» — знаменам, медалям, орденам, а также чинам, которые как бы подтверждали и утверждали права войска Пугачева на звание «армии», «войска» и ставили его выше обычных отрядов восставших крестьян. Наличие знамен как в Главной армии, так и в отдельных отрядах придавало соединениям восставших характер подлинного войска, войска «императора».

Еще готовясь к выступлению, Пугачев заботился о знаменах. Их привозили из Яицкого городка, шили из закупленной материи и жены яицких казаков, и жены работных и посадских людей. Одно из таких знамен более 100 лет назад видел в арсенале Преображенского полка академик живописи П. П. Соколов: «Это была простая длинная, толстая палка… с навернутым на нее грубым куском полотна довольно широких размеров, походившим скорее на простыню, чем на знамя. На этой-то простыне были написаны толстой кистью, обмокнутой, вероятно, в жидко разведенный деготь, слова, из смысла которых нетрудно догадаться, что это была одна из тех прокламаций, которые высылал вперед Пугачев, когда приходил к какому-нибудь городу или крепости перед их штурмом».

Знамя пугачевского отряда. Захвачено в бою под г. Ядриным Нижегородской губернии. Единственная документально установленная реликвия Крестьянской войны.

Конечно, агитационное значение такого знамени было очень велико. В Государственном историческом музее в Москве хранится пугачевское знамя, представляющее собой холстинное полотнище, прикрепленное к черному древку. Полотнище четырехугольное, в середине из темно-красного, более тонкого холста, пересеченного двумя перекрещивающимися полосами серого грубого холста, из которого сделана и кайма.

На большинстве пугачевских знамен был вышит один восьмиконечный раскольничий крест. Встречались знамена с изображением Николая-чудотворца или Христа. В Главной армии Пугачева имелось даже знамя голштинского Дельвигова драгунского полка, входившего в состав русской армии при Петре III. Оно было отбито у повстанцев Михельсоном в бою под Царицыном. Этот факт очень напугал Екатерину II: знамя могло помочь Пугачеву подтвердить «подлинность» императорского звания. Петр III был голштинцем по происхождению (его отец был герцогом Голштинским).

Медаль-рублевик, которой, по преданию, награждались сподвижники Пугачева. Справа — обратная сторона медали

В Главном войске Пугачева были утверждены награды за отличия и заслуги. Пугачев «дарил» медали. Медали делались из рублевиков с портретом Петра III. К медалям приделывали ушки, в которые вдевали ленты. Были медали серебряные и позолоченные, размерами поменьше и побольше.

50 лет назад в Саратове у одного коллекционера хранилась медаль Пугачева с изображением восьмиконечного раскольничьего креста с надписью: на одной стороне — «Божиею милостью мы Петр III», а на другой — «Жалую сию полтину за верность». Наградой был и восьмиконечный латунный крест с надписью: «Царь Петр Федорович жалует тебя крестом, бородой и волей казацкой 1774». Эта надпись подтверждает лозунги пугачевских манифестов. Медали делали мастера из Саранска, Пензы, Алатыря. Кроме того, Пугачев награждал медалями «За Франкфуртскую и Пальцигскую баталии», учрежденными еще при императрице Елизавете во время войны с Пруссией.

Очень важным является вопрос о вооружении войска восставших. Большое значение имела артиллерия. Артиллерийские орудия разных калибров, систем и назначения появились в войске Пугачева либо в результате захвата в форпостах, крепостях, на заводах и у полевых войск в качестве трофеев, либо изготовлялись на заводах, работавших на восставших.

Пугачев прекрасно понимал значение артиллерии. Отсутствие артиллерии не дало ему возможности овладеть Яицким городком, а огонь 70 орудий Оренбурга помешал ему «с хода» взять город и вынудил приступить к осаде. Поэтому повстанцы прежде всего стремились овладеть пушками, отремонтировать их (у первых захваченных орудий часто не было лафетов), обеспечить себя боеприпасами.

«Пугачевская пушка» на самодельном лафете (34-мм калибр, бронза, вес 51 кг) Пушки, сделанные рабочими Урала по заказу Е.Пугачева. Выставка «Армия Емельяна Пугачева у деревни Нерядово» 2011 г.

На захваченных заводах налаживалось производство орудий, в первую очередь тяжелых, осадных, и боевых припасов к ним. Так появились орудия «злодейского литья» из «красной меди» (бронза с малым содержанием олова), изготовленные на Воскресенском заводе, среди них семи- и трехпудовые мортиры, «дробовики» с конической каморой (для стрельбы «дробом» — картечью), орудия с эллипсоидным каналом ствола.

«Дробовики» «злодейского литья» с коническими каморами стреляли отнюдь не только картечью, но и гранатами. Что касается орудий Пугачева овального сечения, то в них следует усматривать «голубицы» «гаубицы», или «секретные голубицы» «злодейского литья». Они были сконструированы по принципу знаменитых шуваловских «секретных гаубиц». Сущность этой артиллерийской системы заключалась в том, что орудийный ствол имел эллипсоидный, расширяющийся к вылету канал, что должно было способствовать разлету картечи веером больше по горизонтали, чем по вертикали, чем значительно увеличивалась площадь поражения по сравнению с картечным выстрелом полевых гаубиц с обычным круглым сечением канала ствола. Введенные в армии совсем недавно, во время войны с Пруссией, эти гаубицы были засекречены и на ствол надевалась кожаная покрышка.

Высокие качества «секретных гаубиц» были хорошо известны и Пугачеву, и его артиллеристам, и мастерам уральских заводов. Их производство и наладили мастера Воскресенского завода. Всего было произведено 15 орудий «злодейского литья» из «красной меди». Кроме того, на Авзяно-Петровском заводе была отлита семипудовая чугунная мортира. На заводе изготовляли и боеприпасы: бомбы, ядра, гранаты, картечь.

Пугачев посылал на заводы своих полковников Хлопушу, Зарубина-Чику, Максима Шигаева, но они были только организаторами, а «умельцами», изготовлявшими боеприпасы и лившими орудия на Урале, выступали Павел Колесников, Терентий Жаринов, Дмитрий Попов, Давыд Федоров и др. В Берде орудийной мастерской руководил Степан Калмыцкой.

Память о том, как работные люди лили пушки Пугачеву, сохранил фольклор рабочих Урала. В песне «Уж ты ворон сизокрылый» поется о девушке, которой ворон отвечает на вопрос о ее милом:

А твой милый на работе,
на литейном на заводе,
не пьет милый, не гуляет,
медны трубы выплавляет,
Емельяну помогает.

Старики-рабочие Белорецкого и Баймакского районов Башкирии еще в недавнем 1938 г. рассказывали и вспоминали о своих предках — работных людях Авзяно-Петровского завода, которые лили пушки и ядра во времена Пугачева.

Но большинство артиллерийских орудий восставших было трофейным или доставлялось с заводов. На третьем этапе Крестьянской войны вся пугачевская артиллерия была трофейной. Только под Оренбургом у Пугачева к концу декабря 1773 г. насчитывалось около 100 орудий. Имели немало орудий и другие отряды восставших. У Зарубина-Чики под Уфой и у Грязнова под Челябинском было по 25 орудий.

В многочисленных отрядах пугачевцев насчитывалось от 2 до 18 пушек. Всего в разное время в руках у пугачевцев побывало до 400 орудий разных калибров. Несколько пугачевских пушек дошло и до наших дней.

В Музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Ленинграде хранятся три пугачевские пушки. Одна из них двухфунтовая, отлита в 1724 г. (такая же пушка хранится и в Оренбургском краевом музее), другая (калибра 3/4 фунта) установлена на самодельном деревянном лафете с санными полозьями, третья пушка представляет собой длинную восьмигранную пищаль.

Пугачевцы изготовляли и переделывали лафеты, укорачивая их для установки на сани (зима 1773/74 г. была очень снежная), приделывали к саням колесо с вертлюгом, на котором устанавливался орудийный ствол, и добивались таким образом кругового обстрела. Умельцы из работных людей изготовляли даже пушки из чугунных и окованных железом деревянных труб.

Пугачевские артиллеристы умело пользовались мешками с песком, плитняком, устраивали снежные валы, укрепляли подступы рогатками, укрывали орудия в лощинах, при наступлении на крепости использовали возы с сеном и соломой. По отзывам противника, пугачевцы-артиллеристы, «действуя весьма проворно», мастерски стреляли, нанося большие потери врагу. В роли артиллеристов выступали перешедшие к восставшим солдаты-канониры, казаки и заводские люди. Число артиллеристов доходило до 600. Прекрасными артиллеристами были И. Н. Белобородов, в прошлом канонир, Хлопуша, Степан Калмыков (Калмыцкой), Тимофей Коза, но «лутче всех знал правило, как в порядке артиллерию содержать», сам Пугачев. Во главе артиллерии Главной армии стоял яицкий казак полковник Федор Федорович Чумаков.

На втором и особенно на третьем этапах Крестьянской войны артиллерия по-прежнему играла большую роль, но сам характер боевых действий — стремительный «марш» Пугачева — исключал возможность регулярного снабжения войска восставших орудиями и боеприпасами, исключал возможность вести и длительную осаду городов. На Урале и в Поволжье повстанцы легко и быстро приобретали пушки, но так же быстро и легко теряли их в бою, вновь захватывали и снова теряли. В большинстве своем это были орудия небольшого калибра, а то и вовсе легкие и даже салютные пушки, захваченные в барских усадьбах.

Сравнительно немногие повстанцы имели ручное огнестрельное оружие. Ружья были у казаков, солдат, перешедших на сторону восставших, у ставропольских православных калмыков. У яицких казаков и ставропольских калмыков кроме гладкоствольных кремневых ружей были еще сравнительно малокалиберные (10–12 мм) ружья и винтовки персидской и турецкой работы («турки») с дамасковыми стволами. Они отличались относительной дальностью и меткостью огня. У казаков встречались винтовки с полигональной сверловкой ствола и треугольным каналом («троицы»). Винтовки эти заряжались медленно, но зато из гладкоствольных ружей казаки стреляли быстро. Казаки, особенно «гулебщики» (охотники), были меткими стрелками. Они не признавали бумажных патронов с порохом и пулей, распространенных в регулярной армии, и носили порох в пороховницах.

У казаков были и пистолеты, как казенные, так и турецкой, персидской и кавказской работы. Пистолеты имели длинный ствол небольшого калибра (10–13 мм). Они отличались легкостью, удобством, изящной отделкой. Прицел и мушка, как правило, отсутствовали.

Что касается ружей солдат, перешедших на сторону восставших, или захваченных повстанцами в виде трофеев, то это были или тяжелые длинноствольные «фузеи» петровских времен, либо ружья образца 1760 г. с укороченным до 1 м стволом. Эти гладкоствольные ружья с кремневым замком имели калибр 7–8 линий (17,5–20,5 мм). Заряжались они круглой пулей, дальность действительного огня не превышала 150–200 шагов. Скорость стрельбы — 1 выстрел в минуту.

Некоторые крестьяне тоже имели ружья, которые добывали в помещичьих усадьбах. Бывшие барские егеря становились великолепными стрелками, например Василий Белозеров. Башкиры и калмыки владели мастерски луком со стрелами, посылая прицельную стрелу на 100–150 м. От оружия противника башкир защищали панцири из холста и жестяные латы.

Некоторые отряды повстанцев не могли пожаловаться на недостаток ручного огнестрельного оружия, но большинство имели лишь холодное оружие: луки, стрелы, сабли, копья разной длины, бердыши, тесаки, рогатины, топоры, косы, вилы, ножи, кистени, обитые железом цепы, палки со штыками, колья, обожженные для крепости на огне, просто дубины. Вступая в бой с прекрасно вооруженными правительственными войсками, многие повстанцы «окромя дубин, ничего при себе не имели».

Такого типа оружие имелось чуть ли не в каждой русской, чувашской, татарской избе, в башкирской и калмыцкой юрте, делали его и на некоторых заводах, в мастерских. Так, например, на Ижевском заводе переделывали на сабли казенные косы, в Дубовке изготовляли копья и дротики. Это оружие, грозное в рукопашном бою, было бессильно в сражении, в котором регулярные войска открывали огонь из ружей и пушек по восставшим с большого расстояния.

В арсенале Преображенского полка немногим более столетия назад еще хранилось оружие пугачевцев. Оно представляло собой пеструю смесь топоров, дреколий с наконечниками наподобие пик и просто дубин. В Историческом музее в Москве хранится подобного рода оружие восставших крестьян.

Что касается осадного и военно-инженерного искусства, то повстанцы применяли те же методы боя, что и регулярные войска: лестницы, подкопы, мины, возы с сеном и соломой, снопы и т. п. При штурме городов и крепостей восставшие применяли стремительный бросок, часто действовали ночью, стремились вызвать пожары.

Так, при осаде Яицкого городка у крепостных стен были устроены завалы из бревен, в которых прорезали бойницы, возводили и взрывали мины. В войске восставших были искусные, опытные минеры: русский Матвей Ситников, мордвин Яков Кубарев, казак Матвей Толкачев. Подкопом под крепостные стены Яицкого городка руководил сам Пугачев.

Тактика пугачевского войска в значительной мере определялась его составом, идеологией восставших, их моральными качествами, вооружением.

Ядро Главной армии составляло казачество, имевшее боевой опыт и свою исторически сложившуюся военную организацию. Хорошо вооруженные, имевшие верховых коней, умело владевшие оружием, казаки шли в бой массой, лавой, затем они продолжали бой в рассыпном строю. При таком строе каждый казак сражался в отдельности, применяя все виды оружия и все приемы боя.

Башкирская конница стреляла на скаку, засыпала противника тучей стрел, сходилась вплотную, рубилась на саблях. Нападая внезапно на противника, нанося ему большие потери, «чиня всякие пакости и смертные убийства», башкиры, «как ветер по степи, рассеиваются», — отмечали военачальники правительственной армии.

Пугачевская артиллерия выработала свою тактику. Очень подвижная, она обычно быстро открывала огонь по неприятелю, расстраивала его порядки, после чего казаки шли в атаку. В бою, стремясь избежать атаки на орудия, артиллеристы часто меняли свои позиции. Генерал Кар рапортовал о непрерывных маневрах пугачевских артиллеристов, «что весьма проворно делают и стреляют не так, как от мужиков ожидать должно было». Ему вторит полковник Михельсон, сообщавший, что пугачевцы встретили правительственные войска такой артиллерийской и ружейной «стрельбою, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал».

На втором и третьем этапах Крестьянской войны большое значение в сражениях против правительственных войск приобрели боевые действия отдельных отрядов, в большинстве состоявших из крестьян и работных людей. Отдельные отряды, как, например, отряд И. Н. Белобородова, являли собой образец порядка, дисциплины, строгой и стройной организации. Этот отряд так шел на марше, что его принимали за регулярную воинскую часть. Большинство же отрядов «пугачей» отличались от «подлинно воинских казаков» не только вооружением, но и неумением воевать. Но действия этих отрядов, нередко стремительные и дерзкие, их исключительная храбрость были опасны и грозны для правительственной армии в силу своей массовости и всенародного характера.

Тактика восставших меняется к третьему этапу войны. К ее концу хоть какое-то оружие имела лишь треть повстанцев. Ружьям, штыкам, саблям, пистолетам регулярных войск, их линейной тактике восставшие могли противопоставить лишь рогатины, топоры и дубины, свою неистребимую ненависть к господам, что помогало им даже с таким оружием наносить поражения частям регулярных войск.

Таково было войско «набеглого царя» — Пугачева, его полковников, бесчисленных «пугачей», войско восставшего народа.

Одной из особенностей Крестьянской войны 1773–1775 гг., в отличие от предшествующих крестьянских войн под предводительством Болотникова и Разина, было то, что в ней проявились значительно сильнее, чем когда-либо ранее, элементы порядка и организованности. Это объясняется в первую очередь тем, что действия восставших до некоторой степени направлялись единым центром, а именно Государственной военной коллегией восставших, созданной в самом начале Крестьянской войны Пугачевым и его соратниками и просуществовавшей до последних дней восстания. Впервые в истории крестьянских войн был создан руководящий и направляющий повстанческий центр, который выполнял функции главного штаба и верховного суда, ведал снабжением войска восставших и выступал в качестве органа управления властью на территории, освобожденной от помещиков, чиновников и царских войск. Создание Государственной военной коллегии было обусловлено размахом Крестьянской войны, требовавшей руководства действиями отдельных отрядов восставших со стороны единого центра движения, разнообразными и сложными задачами, которые стояли перед Пугачевым и его ближайшим окружением. Яицкие казаки усматривали в Государственной военной коллегии орган не только коллективного руководства восстанием, но и надзора за Пугачевым. Наконец, в этом проявилось стремление создать вместо ненавистной Государственной военной коллегии Екатерины II свою коллегию с тем же названием. Казаки и сам Пугачев понимали необходимость создания такого штаба как органа власти восставших. Учреждение Военной коллегии произошло в Берде, в ставке Пугачева, 6 ноября 1773 г. Возглавил коллегию казак Андрей Витошнов — войсковой атаман, первый заместитель Пугачева по командованию Главным войском; в состав ее вошли «словесные судьи» — яицкий казак Максим Шигаев, второй заместитель Пугачева, илецкий казак и пугачевский полковник Иван Творогов и яицкий казак Данила Скобычкин. Секретарем Государственной военной коллегии Пугачев назначил Максима Горшкова, думным дьяком — Ивана Почиталина, автора первых манифестов, а в качестве повытчиков выступали казаки Семен Супонов, Иван Герасимов, Игнатий Пустоханов и заводской писарь Иван Григорьев. Составлением документов на иностранных языках ведал взятый в плен и перешедший на сторону восставших прапорщик Михаил Шванович. Идыр Баймеков и его сын Болтай несли обязанности толмачей (переводчиков). Болтай составлял манифесты на арабском, персидском и «турецком» языках и переводил документы с русского языка на восточные.

Кроме Государственной военной коллегии восставших действовала и Походная канцелярия, во главе которой стоял атаман Главного войска казак Андрей Овчинников. Он непосредственно руководил боевой деятельностью Главного войска во время отсутствия Пугачева, когда тот водил из-под Оренбурга отдельные его части в походы.

Государственная военная коллегия развернула кипучую деятельность: давала наставления командирам отдельных отрядов восставших, рассылала именные указы Пугачева и свои распоряжения, заботилась о провианте и фураже, творила суд и расправу, создавала на местах органы власти восставших, заботилась о снабжении Главного войска пушками, порохом, снарядами, ружьями и холодным оружием, ведала конфискованным имуществом и казной и т. п.

Естественно, что в отдельных отрядах восставших имелись свои повытчики и писари. Войсковой писарь был у Ивана Кузнецова, а в корпусе Ивана Белобородова всем делопроизводством ведал повытчик Максим Негодяев. В отрядах, состоявших из башкир, татар и других, роль писарей чаще всего выполняли муллы. В деревнях и на заводах, в слободах и городах обязанности писцов брали на себя грамотные крестьяне и работные люди, низшее духовенство, а нередко в городах — офицеры, чиновники и купцы, по разным причинам и в силу разных обстоятельств примыкавшие к восстанию.

Прежде всего Государственная военная коллегия восставших стремилась расширить районы восстания, поднять на борьбу новые слои трудового люда разных народностей. С этой целью во все стороны направлялись именные указы и повеления «Петра III» — Пугачева, указы «Из Государственной военной коллегии», ее постановления и увещевательные письма и т. п. Эти указы имели самое широкое распространение в народе. Содержание их не только передавали из уст в уста, но чаще всего их переписывали, размножали и, в свою очередь, рассылали в разные места.

Назначенный после Кара командующим правительственными войсками, действовавшими против восставших, Бибиков вынужден был признать, что «Пугачевские дерзости и его сообщников из всех пределов вышли: всюду посылают манифесты, указы, приводя тем самым в возмущение население». Всем бумагам, как данным от имени «императора Российского», «сасодержавного императора», «великого государя Петра Федоровича», так и «указам его императорского величества самодержавца Всероссийского из Государственной военной коллегии», придавался вид официальных бумаг того времени. Они скреплялись подписями и специальными печатями, которыми повстанцы обзавелись в декабре 1773 г. Печатями в пугачевском войске служили фамильные дворянские и заводские печати, а также печати из серебра и меди, специально сделанные для скрепления манифестов и указов Пугачева и Государственной военной коллегии. Эти печати наряду с внешним оформлением пугачевских бумаг являются подтверждением стремления и самого Пугачева, и лиц, возглавлявших отдельные отряды восставших, придать всем своим действиям законный, государственный характер.

Обязанности, падавшие на Государственную военную коллегию, были многочисленны и разнообразны. Они не были одинаковыми на отдельных этапах войны.

На первом ее этапе, во время осады Оренбурга Главным войском Пугачева, Государственная военная коллегия была штабом и административным центром на территории, освобожденной восставшими, органом снабжения войск и высшей судебной инстанцией. Она занималась распространением призывов и идей восставших, комплектовала войско, ведала казной и имуществом, отобранным у классовых врагов, стремилась установить в войске порядок и дисциплину. Прежде всего надо было начинать с организации Главного войска. Повытчики Государственной военной коллегии и писцы отдельных отрядов стремились завести реестры, т. е. списки личного состава. В реестрах «служивых казаков» кроме имен встречаются указания на то, откуда прибыл тот или иной казак, кто «выбежал из плена», кто «пошел в службу охотно», кто ранен или болен.

Все вступавшие в войско приносили присягу: «Я… обещаюсь и клянусь всемогущим богом, перед святым его евангелием, в том, что хочу и должен всепресветлейшему, державнейшему, великому государю Петру Федоровичу служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, в чем да поможет мне господь всемогущий».

Присяге придавали большое значение. Кто «моей присяге не верит, тот злодей», — считал Пугачев, — и тем надлежит, как и неприятелям, «головы рубить и пажить (имущество) разделить». Пугачев и Государственная военная коллегия стремились установить и поддерживать в войске строгую дисциплину: за непослушание командирам наказывали плетьми, за дезертирство угрожали смертной казнью и нередко приводили свою угрозу в исполнение, вводили для отлучающихся «отпускные билеты», требовали «вернуть всех отлучившихся без билетов» и т. д.

С мародерством и грабежом боролись решительно. Пугачев говорил: «От меня никакого приказа такого не было, чтоб делать обывателям обиду». За мародерство и убийство по приказу Пугачева был казнен «полковник» Лысов. Кроме наград медалями и крестами Пугачев «жаловал» отличившихся воинов деньгами, одеждой, сукном, а местным жителям, имевшим семьи, раздавал хлеб, соль, деньги.

Главное войско нуждалось в хлебе, мясе, фураже. Государственная военная коллегия взяла на себя организацию снабжения войска всем необходимым. Она установила надежную охрану провианта и фуража, захваченных в крепостях. Более того, некоторые крепости, как, например, Ильинская и Илецкая защита, были взяты главным образом для того, чтобы овладеть большими запасами продовольствия, в них сосредоточенными. Для питания Главного войска, стоявшего у Оренбурга, наладили выпечку хлеба в Сеитовской слободе (Каргале) и в Чернореченской крепости. Каждые два дня в Берде раздавали хлеб — по два каравая на 10 человек. Кроме того, на рынке в Берде хлеб продавался по ценам, установившимся здесь еще до восстания. Сюда же сгоняли скот. Но так как окрестности Оренбурга не могли прокормить Главное войско, начиная с декабря 1773 г. из Берды в разные стороны посылались отряды, которые захватывали хлеб у помещиков и в городах, на воинских складах и заводах. Система обеспечения Главного войска провиантом дала определенные результаты. Даже когда Пугачев вынужден был снять осаду Оренбурга, в Берде, Сакмарском городке и в Чернореченской крепости оставалось много хлеба.

Атаманы отдельных повстанческих отрядов, если не хватало провианта, требовали для своего отряда с населения муку и мясо, овес, сено или переходили на крестьянский «харч», чаще всего «безденежно». Но, если деньги были, они за все расплачивались «по обыкновенной цене». Население охотно снабжало повстанцев провиантом и фуражом, и они, как правило, не испытывали нужды ни в том, ни в другом.

Государственная военная коллегия ведала и финансами — государственной казной, находившейся в распоряжении Максима Шигаева. Деньги в нее поступали из касс заводов, правительственных учреждений, крепостей, воинских команд. Их брали в городах, помещичьих усадьбах; наконец, получали от продажи соли и вина населению, что было монополией «казны» Пугачева. Деньги были нужны для уплаты войску жалованья, покупки хлеба и прочих съестных припасов, выплаты заработной платы работным людям, пожалований и т. п. Войска получали различное жалованье: канониры по 5 копеек, яицкие и илецкие казаки — по 3 копейки в день, все прочие и «пленники», т. е. солдаты, перешедшие на сторону Пугачева, — по рублю в год. «Казакам» из крестьян и работных людей в год полагалось «на конных по шести рублей, а на пеших по пяти рублей каждому». Но в отдельных отрядах повстанцев никакого положения о жалованье не было и выдавали его, «как деньги случаются». Выдавая заработную плату работным людям уральских заводов, И. Н. Зарубин-Чика приказывал заводским атаманам и есаулам деньги между работными «разделить по ровному количеству». Если до создания Государственной военной коллегии Пугачев сам судил своих «неприятелей», то после ее учреждения функции суда перешли к ней. Специальным указом запрещался суд на местах и вменялось всем в обязанность «впредь никому смертной казни не чинить, но посылать виновных в Берду». Нарушающих указ предписывалось посылать под караулом в Государственную военную коллегию. Судили «словесным судом».

По мере того как расширялась территория, охваченная восстанием, и росло число отрядов восставших, появилась острая потребность в установлении связи с ними и с отдаленными от Берды районами Крестьянской войны. Кроме ямской связи была создана «подводная гоньба» и «нарочная связь», или «нарочная почта». Связь была быстрой и надежной — гонцы делали 60–70 верст в день.

Пугачев и его приближенные стремились создать в занятых восставшими городах, крепостях и на заводах, в станицах, селах и деревнях свои повстанческие органы местного самоуправления и администрации. Но и у Пугачева и у его соратников не было достаточно определенных суждений и намерений относительно форм местных органов, органов власти восставших. Поэтому в ходе Крестьянской войны руководители ее использовали для создания повстанческих органов местного правления старые формы органов власти еще петровских времен, введенные в 1699 г. и просуществовавшие до 1721 г., однако насыщены они были новым содержанием. В частности, в основу их деятельности был положен казачий принцип схода («круга») и выборности. В волостных центрах создавались выборные органы местного самоуправления в виде волостных земских изб, а в крупных населенных пунктах — станичных изб. На заводах также создавались земские избы и с «мирского согласия» выбирались атаман и есаул; в деревнях и слободах ограничивались выбором старост (есаулов и десятников), а для общего руководства и контроля над их деятельностью назначался атаман. Эти органы местного самоуправления и выборные власти привлекали восставших тем, что их деятельность основывалась на коллективном руководстве. В основе лежал «мир» с его решениями («приговорами») и избранными начальниками. В. И. Ленин указывал на большое значение «мира» в крепостной России. Он писал: «Мир был силою, когда среди крестьян почти не было батраков и рабочих, бродящих по всей России за заработком, когда не было почти и богатеев, когда всех давил одинаково барин-крепостник». Однако, в отличие от земских изб времен Петра I, Пугачев и его соратники наделяли их более широкими полномочиями и значительно расширяли круг их обязанностей. Так, при каждой волостной земской избе создавалась воеводская канцелярия. Для контроля за деятельностью членов волостной земской избы повстанческой Государственной военной коллегией или ближайшими соратниками Пугачева назначался волостной атаман и в помощь ему атаман и два есаула. Все дела в земской избе исполняла учрежденная при ней воеводская канцелярия, в которую избирали «на валовом мирском сходе со всего мирского согласия» старосту волости, казачьих писарей и земских писарей («писчиков»).

Государственная военная коллегия повстанцев и атаманы отдельных крупных отрядов пытались в ходе Крестьянской войны выработать определенный перечень обязанностей для создаваемых ими органов самоуправления на освобожденной от противника территории. Волостная земская изба должна была заниматься организацией обороны волости от правительственных войск, поддерживать связь с действовавшими на территории волости повстанческими отрядами и оказывать им всемерную помощь в пополнении их личным составом, лошадьми, в обеспечении продовольствием и фуражом, исполнять функции волостного суда, собирать установленные повстанческой Государственной военной коллегией налоги и другие доходы для войсковой казны. В ее обязанности входили связь со всеми освобожденными восставшими населенными пунктами волости, распространение среди населения манифестов и указов Пугачева и его Государственной военной коллегии, выделение из имеющихся казенных средств и поступающих доходов части денег для выплаты жалованья работным людям на заводах, занятых восставшими. Волостная. земская изба была обязана писать для атаманов повстанческого войска специальные рекомендации на кандидатов в командиры отдельных отрядов и, наконец, ведать казною и продажей соли.

Примерно такие же обязанности, только более конкретизированные, возлагались Государственной военной коллегией и атаманами на станичные и заводские земские избы и на деревенских атаманов, есаулов и старост. Они должны были исполнять функции местного суда, разбирать ссоры и «малейшего грабительства и разорения не допускать», проводить народные собрания, выдавать жителям провиант, «смотря по семейству», и пропуска для выезда в другие районы, собирать для повстанцев амуницию, следить за работой кузниц по изготовлению оружия, наблюдать за работой мельниц. Их обязанностью было не допускать «своевольств, грабительств и озорничества» вплоть до наказания плетьми уличенных в неблаговидных поступках, защищать жителей «от обид, налогов и разорений», рапортовать атаманам и полковникам ближайших повстанческих отрядов и в земскую волостную избу о своих действиях, проводить набор в армию восставших среди местных жителей, перехватывать правительственную нарочную почту, правительственных чиновников и разведчиков и пересылать их в Берду, к Пугачеву или к его атаманам, собирать ядра, порох и оружие и передавать в повстанческое войско.

Создавшиеся в ходе Крестьянской войны местные органы власти восставших, обладавшие широким кругом обязанностей и столь же широкими правами, служат подтверждением достаточно смелых попыток со стороны повстанцев расширить восстание и закрепить его успехи в борьбе с правительственными войсками и царскими властями.

Однако повстанцам не удалось создать такие органы самоуправления повсеместно на всей освобожденной территории. Одной из главных причин этой неудачи являлась быстрая текучесть событий, подвижность войска восставших, его неудачи в борьбе с регулярными войсками.

Новые органы повстанческой власти зачастую либо не успевали складываться и развернуть свою деятельность, либо просто уничтожались правительственными войсками, едва успев возникнуть. Но те зачатки государственности, которые создавали повстанцы, сыграли немаловажную роль в Крестьянской войне. Восставшие хотя и не создали каких-то новых форм государственной власти на местах, однако, используя старые формы правления, они насыщали их совершенно новым содержанием, отвечавшим интересам народа.

Дни поражений и неудач пугачевского войска в марте — апреле 1774 г. были днями испытаний и для Государственной военной коллегии. В бою под Татищевой крепостью погиб судья Скобычкин, а после поражения под Сакмарским городком в плен к правительственным войскам попали почти все ее деятели: главный судья Витошнов, судья Шигаев, думный дьяк Почиталин, секретарь Горшков, повытчик Пустоханов. Пропали без вести повытчики Супонов, Герасимов, Григорьев. Сдался в плен Шванович. Уцелел один Творогов, судья Государственной военной коллегии, впоследствии ставший изменником и предателем, выдавший Пугачева правительственным войскам.

1 апреля 1774 г. Государственная военная коллегия с ее сложными и разнообразными функциями перестала существовать. Но прошло немного времени, и на втором этапе Крестьянской войны она возродилась на Урале. Теперь круг ее обязанностей сузился, и она больше напоминала Походную канцелярию первого периода Крестьянской войны. Уменьшилось число судей и повытчиков. Главным судьей стал Творогов, секретарем — Шундеев, повытчиком — Седачев, которого вскоре сменил Григорий Туманов, бывший крестьянин заводчика Твердышева, умный, энергичный человек, хорошо знавший русскую и татарскую письменность, один из видных атаманов, возглавлявших отряд, действовавший у Миасса и Челябинска. В бою у Троицкой крепости Шундеев и Туманов были взяты в плен. После их пленения секретарем Государственной военной коллегии Пугачев назначил Ивана Трофимова (Алексея Дубровского), а повытчиком — Герасима Степанова. В последнем бою пугачевского Главного войска Дубровский был схвачен правительственными войсками, а Степанов пропал без вести.

В условиях маневренной войны под натиском непрерывно наступающих правительственных войск Государственная военная коллегия на втором и третьем этапах Крестьянской войны занималась главным образом мобилизацией сил и средств для укрепления Главного войска. Она еще могла на пути создавать местные органы повстанческого управления, но руководить ими, а также действиями отдельных отрядов была не в состоянии. И тем не менее рассылаемые ею манифесты и указы, отражавшие чаяния народа, подняли весь Урал, Башкирию и Правобережье Волги. Именно на этом этапе Крестьянской войны были изданы, неоднократно подтверждаемые, манифесты от 28 и 31 июля 1774 г., наиболее ярко отразившие чаяния и стремления крестьянства, социальную сущность и направленность Крестьянской войны. Но Крестьянская война шла на спад. Правительственные войска теснили восставших. В августе Главная военная коллегия издала свои последние указы казакам и калмыкам, а вскоре под Сальниковым заводом прогремели последние выстрелы пугачевского Главного войска.

До нас дошло немного документов Государственной военной коллегии: Пугачев «сжег все бывшие в злодейской его коллегии дела». Но и сохранившихся материалов достаточно для того, чтобы высоко оценить ее деятельность. Государственная военная коллегия повстанцев была тем важнейшим руководящим органом власти восставших, создание и деятельность которого свидетельствуют о наличии известных элементов организованности в Крестьянской войне 1773–1775 гг.

Владимир Мавродин


Источник: Мавродин Владимир, Глава 7 Войско и органы власти восставших - Рождение новой России, 1988 г.

наверх

Поиск / Search

Ссылки / links

Реклама

Военная история в электронных книгах
Печатные игровые поля для варгейма, печатный террейн