!Все даты даны по старому стилю!

Вскоре возгорелась война между Россиею и Портою Оттоманской; Екатерина, поручив первую армию князю Голицыну, назначила предводителем второй графа Румянцева (1768 г.). Последнему ведено было охранять границы империи, которые тогда повсеместно почти от Польши до Каспийского моря окружены были народами, подвластными Турции. Не упуская из виду сношений с Голицыным, Румянцев расположил войско свое таким образом, чтобы оно могло споспешествовать действиям первой армии, и лишь только узнал о переходе Голицына на эту сторону Днестра (1769 г.), немедленно переправился за Днепр, чтобы этим движением привлечь на себя внимание неприятеля, разделить многочисленные его силы, шедшие из-за Дуная под предводительством визиря. Недовольная медленностию Голицына, Императрица сменила его Румянцевым. Он принял первую армию 16 сентября. Хотин и Яссы были тогда заняты россиянами. Румянцев поспешил очистить от турок Валахию. Зима и моровая язва не ослабили мужества наших соотечественников: они овладели крепостью Журжею (1770 г.), разбивали на всех пунктах мусульман, несмотря на превосходное их число.

17 июня Румянцев обратил в бегство двадцать тысяч турок близ Рябой-Могилы; 7 июля одержал совершенную победу над неприятелем за речкою Ларгою. Армия мусульман, под предводительством трех пашей и хана крымского, состояла из восьмидесяти тысяч человек, находилась на высотах; лагерь был защищаем четырьмя ретраншаментами и сильною артиллерией. Но российский полководец, по собственному его выражению, не мог видеть неприятеля, не наступая на него: в двенадцатом часу ночи, на седьмое число июля, он двинулся за речку Ларгу тремя колоннами вслед за Репниным и Боуром. Татарские пикеты, согнанные движением передовых полков наших, возвестили в стане своем приближение российских войск. Последние еще до рассвета выстроились на высотах. Встревоженный неприятель открыл сильную пушечную пальбу: не дав опомниться врагам, Румянцев велел Боуру и Репнину атаковать лагерь их с правой стороны, а сам, построив армию в каре, поспешил к укреплению. Здесь должно заметить, что герой, приняв начальство, отвергнул малодушные осторожности славнейших полководцев: Монтекукулия, Евгения Савойского, графа Миниха. "Не рогатки, - сказал он своим легионам, - а огнь и меч защита ваша". Татары устремились с правого крыла, где находился их стан, лощиною на левое наше крыло; но были отбиты. Между тем Мелиссино, заставляя молчать неприятельскую батарею меткими выстрелами своими, очищал путь в укрепления. Едва передовые отряды Боура и Репнина начали пробиваться в лагерь неприятельский с правой стороны, Племянников пушечными выстрелами возвестил приступ свой на левой. Тогда Румянцев поручил вести армию генералам Олицу и Брюсу, а сам поскакал к войскам, нападавшим на лагерь. Храбрые гренадеры, одушевленные присутствием героя, штыками и грудью ниспровергли укрепления, брали пушки, быстро неслись на крутую гору, не расстроиваясь в рядах, и в одно мгновение ока взлетели на высоту холмов. Бросив стан свой, неприятель, поражаемый и на левом крыле, обратился в бегство. Битва Ларгская началась в четыре часа утра, а кончилась в двенадцать. Она была только предвестием победы под Кагулом; весь турецкий лагерь, тридцать три медных пушки, множество пленных, знамен, значительное количество съестных припасов и военных снарядов увенчали торжество Румянцева. Императрица препроводила к нему военный орден Св. Георгия первого класса.

Сражение при реке Кагуле было гораздо блистательнее. Оно походит более на баснословное, нежели на действительно историческое; ибо семнадцать тысяч россиян побили на голову полтораста тысяч турок, отразив сто тысяч татар, угрожавших с тылу. План великого визиря Галиль-бея состоял в том, чтобы, поставив Румянцева среди двух огней, уничтожить его малую армию; потом пробраться ко Львову, присоединить к своим полчищам конфедератов и перенеси театр войны правым крылом в Россию, а левым в Польшу. 

20 июля турки заняли на левой стороне устья Кагула лагерь верстах в семи от нашего, между тем как татары начали облегать тыл, отрезывая подвоз продовольствия. Россияне находились в затруднительном положении, но не унывали, ибо с ними был Румянцев. Он разделил малую армию свою на пять четырехугольников, расположенных в некотором отдалении один от другого, и крестообразным их огнем не только удержал в повиновении турецкую конницу, но и защитил свою собственную от нападения неверных, поставив оную в пустых промежутках каре, позади пушек. Таким образом конница наша, будучи прикрыта огнем артиллерии и пехоты, могла свободно действовать в преследовании неприятеля. Построив войско в боевой порядок, Румянцев двинул оное на рассвете (21 июля) к дороге, получившей название от римского императора Траяна, не ожидал, но сам предупредил врага многочисленного. Изумленные отчаянным мужеством россиян и громом их орудий, неверные отклонили робость мыслью, чтобы истреблять врагов превосходством сил, встретили полки наши с ожесточением, спешили зайти им в тыл; но Румянцев сквозь дым и огонь наблюдал все шаги мусульман и быстрым поворотом своих войск угрожал отрезать турецкую конницу от лагеря. Она с криком и с чрезвычайной скоростью понеслась к оному, оставив нападение на каре Племянникова. С пятого часа утра до восьмого россияне в непрерывном огне пролагали себе дорогу к стану турецкому, между тем как Гудович и Потемкин, занявшие ночью с вверенными им отрядами выгодную позицию на высотах, прикрывали от хана крымского обозы и препятствовали ему атаковать армию нашу с тыла. Все пушечные выстрелы со стороны неприятеля обращены были на каре, где находился Румянцев, и на каре Племянникова, шедшее по левую сторону. Визирь в одну ночь сделал укрепление, обведенное тройными рвами, наполненными янычарами. Румянцев беспрестанно был под тучею ядер, которые часто попадали в лошадей сопровождавших его чиновников. Уже турецкие батареи начинали умолкать; уже каре Племянникова простирало руки к овладению укреплением: вдруг десять тысяч янычар, выскоча из лощины, ударили с саблями, кинжалами и с криком на правую сторону каре, ворвались в середину, смяли полки Муромский, 4-й Гренадерский и Бутырский, заставили их бежать в каре Олица. Увидев смятение в рядах своих, неустрашимый Румянцев сказал принцу Брауншвейгскому, находившемуся при нем: "Теперь дело дошло до нас!" - и с этим словом полетел к бегущим, смешавшимся под саблями турецкими, вскричал: "Стой, ребята!" Голос героя в один миг отозвался в слухе и сердцах воинов; россияне остановились, устроились. Первый гренадерский полк, под предводительством бригадира Озерова, отразил янычар. Каре Племянникова сдвинуло ряды, и возгласив "Да здравствует Екатерина!", устремилось вперед. Через тройные рвы россияне взлетели в укрепления. Визирь, устрашенный поражением янычар, составлявших первую его стену, обратился в бегство. Спасаясь от штыков, турки гибли толпами в волнах Дуная. Русские воины приветствовали мужественного предводителя своего с победою, восклицали: "Ты прямой солдат!" Весь турецкий лагерь, сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям. Около сорока тысяч погибло во время битвы и преследования. Урон наш ранеными и убитыми не превышал тысячи человек. Императрица возвела Румянцева 2-го августа в достоинство генерал-фельдмаршала. 

Вслед за Кагульской битвою Репнин овладел Измаилом и Килией, Глебов Браилозым. Бухарест и крепость Салча увеличили завоевания россиян: заняв левый берег Дуная, Румянцев обеспечил зимние квартиры свои в Молдавии и Валлахии.

В 1771 году гром орудий наших раздался за Дунаем: оба берега этой величественной реки, от крепости Журжи до Черного моря, были очищены россиянами. Открывшиеся переговоры о мире между воюющими державами (1772 г.) не увенчаны желаемым успехом. Вейсман, Потемкин и Суворов сразились в разных местах с турками (1773 г.), с новой славой для нашего оружия. Фельдмаршал осадил Силистрию, неоднократно разбивал с малыми силами многочисленного неприятеля, рассеял стан его, расположенный на высотах, окопанный рвом и защищаемый пушками; но не мог овладеть крепостью, имея только под ружьем тридцать тысяч человек, утомленных трудами и непрерывными битвами. В 1774 г. вступил на престол султан Абдул-Гамид, по кончине брата своего Мустафы, государь малодушный, преданный неге, носивший одно именование повелителя оттоманов; ибо вся власть была в руках сестры его и верховного визиря Махмет Мусун-заде. Театр войны тогда перенесен был в Болгарию: расположив лагерь на горах, визирь, избегавший генерального сражения, вывел против пятидесяти тысяч россиян двухсоттысячное войско. Между тем как часть его армии выступила из укреплений, Румянцев с несколькими отрядами обошел турецкий стан, ворвался во фланг, овладел многими орудиями, всем обозом. В то самое время Каменский, по распоряжению главнокомандующего, отрезал визирю всякое сообщение с Адрианополем, запер его в собственном лагере. Страх объял всех турок: они вышли из повиновения, рассеялись во множестве. Визирь заговорил о мире и согласился на все условия, предписанные ему победителем. Кучук-Кайнарджский договор, постановленный 10 июля, доставил крымским татарам независимость; России: Азов с его областью; Керчь и Эникале в Крыму; Кинбурн при устье Днепра и степь между этой рекою и Бугом; свободное плавание по Черному морю и через Дарданеллы, даже до стен Константинополя; четыре миллиона пятьсот тысяч рублей за военные издержки.

Велики были заслуги, оказанные Отечеству Румянцевым, но и награды, полученные им от справедливой Монархини соответствовали оным. Екатерина в день мирного торжества 10 июля 1775 года пожаловала графу Петру Александровичу: 1) наименование Задунайского, для прославления через то опасного перехода его через Дунай; 2) грамоту с прописанием побед его; 3) за разумное полководство: алмазами украшенный фельдмаршальский жезл; 4) за храбрые предприятия: шпагу, алмазами обложенную; 5) за победы: лавровый венок; 6) за заключение мира: масличную ветвь; 7) в знак Монаршего благоволения: крест и звезду ордена Св. Апостола Андрея Первозванного, осыпанные алмазами; 8) в честь его и для поощрения примером его потомства: медаль с его изображением; 9) для увеселения его: деревню в пять тысяч душ в Белоруссии; 10) на построение дома: сто тысяч рублей из Кабинета; 11) для стола: серебрянный сервиз и 12) на убранство дома: картины. Этого мало: Екатерина умела и наградам своим придавать оттенки для возвышения заслуг и самой благодарности. В списках удостоенных 10 июля Монаршего благоволения первое место занимал по старшинству князь Александр Михайлович Голицын, второе Румянцев, но Государыня хотела отличить последнего перед первым и собственною рукой прибавила к его титлу слово Господин, между тем как Голицын наименован просто генерал-фельдмаршалом! Она желала, чтобы Задунайский, по примеру римских полководцев, имел въезд в столицу через триумфальные ворота на колеснице: скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от почестей и еще более явил себя великим в глазах соотечественников! Малороссия снова поступила под начальство его: оттуда Румянцев вызван был в С. Петербург (1776 г.), для сопровождения наследника престола в Берлин, по случаю предназначенного бракосочетания его с племянницею короля прусского принцессою Виртембергскою.

"Приветствую победителя оттоманов, - сказал Фридрих Великий Румянцеву в то время, как фельдмаршал преклонил перед ним победоносное чело свое.- Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим Винтерфельдом". "Государь! - отвечал Румянцев. - Для меня весьма бы лестно было хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху". "Нет, - возразил король, - вы не этим должны гордиться; но победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству". Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; возложил на него орден Черного Орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, представил примерное Кагульское сражение, которым сам предводительствовал. В Берлинской Академии Наук славный Формей произнес речь, в коей выхваляя добродетели наследника Престола Российского, коснулся и Румянцева: "Да великая и процветающая империя, предназначенная Вашему Высочеству, - сказал он, - всегда будет опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Да в советах ваших первенствуют всегда министры, в армиях полководцы, одинаково любимые Минервою и Марсом. Да будет герой этот (здесь я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева) долгое еще время ангелом хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпреи доблестями, не менее славными, возбуждающими удивление. Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Виргилия: голос мой для сего недостаточен." Здесь должно прибавить, что в этом собрании Румянцев сидел подле короля, между тем как два принца Брауншвейгские и три Виртембергские стояли.

Возвратясь в Отечество, граф Петр Александрович вступил по прежнему в управление Малороссией. В то время Потемкин, бывший в Турецкую войну под начальством его, представлял первое лицо в государстве, могуществом своим превосходя всех своих предместников. Благоволение Императрицы к Кагульскому победителю не изменилось: она соорудила в честь ему обелиск в Царском Селе; возложила на Румянцева орден Св. Владимира 1-й степени в самый день учреждения оного (1782 г.); пожаловала его подполковником конной гвардии (1784 г.); наименовала главнокомандующим украинской армии, выставленной против турок в 1787 году; но со всем тем Задунайский представлял уже второстепенного предводителя: Потемкин был главным. Тогда Екатерина предприняла путешествие в Тавриду: Румянцев встретил Императрицу на границе малороссийской и присоединился к особам, сопровождавшим ее. "На лице этого знаменитого воина, - пишет очевидец граф Сегюр, - изображались отличительные черты его характера, смесь скромности и вместе гордого благородства, которыми всегда украшается истинное достоинство; внутренняя печаль и досада, чувствуемая им от предпочтения, оказываемого Потемкину, помрачали величественное чело его. Он открыто изъявлял неудовольствие, в то время как другие царедворцы тайно старались вредить любимцу счастия, который, по званию президента Военной Коллегии и первого министра, представлял к наградам одних только своих подчиненных; строил великолепные здания в вверенном ему наместничестве; новою, красивою одеждой придавал блеск армии своей, между тем как воины Румянцева носили ветхие мундиры, офицеры не получали повышений, казенные работы приостановились на Украине". Вражда эта в том же году, по-видимому, прекратилась; Потемкин, до открытия военных действий, написал Задунайскому письмо, называл себя учеником его, испрашивал советов, или, лучше сказать, повелений своего наставника.

Между тем как Таврический осаждал Очаков (1788 г.), Румянцев, оставаясь на Украине, быстро подвигал войска в Молдавию и, предвидя, что соперник его будет преграждать ему дорогу на ратном поле, сказался больным ногами, сдал армию Потемкину, который присоединил ее к своей. Удалясь (1789 г.) близ Киева в мирное уединение, занимаясь сельским хозяйством, победитель оттоманов ласково беседовал со своими поселянами, вспоминал в кругу отставных воинов о днях прошедшей славы. Любя чтение, даже под шумом военных бурь, он посвящал тогда оному большую часть дня. "Вот мои учители", - говорил Румянцев, указывая на книги. Нередко в простой одежде и сидя на пне, удил он рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на героя Кагульского, не могли различить его от других. "Вот он, - сказал им с ласкою Румянцев. - Наше дело города пленить, да рыбку ловить". В доме его, богато убранном, находились и дубовые стулья. "Если великолепные комнаты, - говорил он своим приближенным, - внушат мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что и я такой же человек как вы".

Так провел Румянцев несколько лет: на исходе 1791 года дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез. "Чему удивляетесь вы? - Сказал он своим домашним. - Потемкин был моим соперником; но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына". Через два года потом Екатерина торжествовала мир, заключенный с Турцией 1791 года, и не забыла Задунайского; он получил тогда шпагу, украшенную алмазами, за занятие части Молдавии в начале войны, как будто в предзнаменование, что рука его должна еще ополчиться к подвигам славы.

В 1794 году 16 мая вверено Румянцеву главное начальство над войсками, расположенными от устья Днестра до пределов Минской губернии. Императрица собственноручно писала к нему: "Я слышала о лучшем состоянии теперь здоровья вашего, обрадовалась, и желаю, чтоб оно дало вам новые силы разделить со Мною тягости Мои; ибо вы сами довольно знаете, сколь Отечество помнит вас, содержа незабвенно всегда заслуги ваши в сердце своем; знаете также и то, сколь много и все войско самое любит вас и сколь оно порадуется, услыша только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет, как детей своих, в свое попечение". 

Оставаясь на Украине, он подвигал вперед разные корпусы своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знамена, и благоразумными распоряжениями содействовал низложению мятежа в Польше; награжден (1795 г.) похвальною грамотой, деревнями, домом с приличным убранством и перед оным памятником с надписью: "Победам графа Румянцева-Задунайского ". Вскоре Императрица переселилась в вечность (6 ноября 1796 г.). Печальное известие это, полученное Румянцевым в Ташани, чрезвычайно огорчило его. Сначала Император Павел I обошелся с ним весьма милостиво, спрашивал советов его по военной части; нарочные беспрестанно летали из С. Петербурга к Кагульскому герою. Полководец Екатеринин, надеясь на свою силу и опытность, смело сообщал мысли свои; но они не все согласны были с видами Монарха.

Параличный удар прекратил (8 декабря) славную жизнь Румянцева. Необыкновенному вождю этому определено было родиться и умереть в две значительные эпохи для России. Император Павел I, в память великих его Отечеству заслуг, повелел наложить военный траур на три дня.

Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; физиономию привлекательную, чуждую притворства, всегда спокойную; важная походка придавала ей некоторую гордость; отличался превосходною памятью и крепким сложением тела: не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проезжать верхом в день пятьдесят верст. 

Он был набожен без суеверия; благоговел перед Монархинею, умевшею возвеличить Россию, любил солдат как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах; одушевлял храбрых воинов уверенностью в победе; был любим ими, несмотря на строгость свою и на частые маневры ; но взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными. Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом вступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом. 

С умом прозорливым, основательным Румянцев соединял твердость, предприимчивость; был неустрашим; не знал препятствий при исполнении военных предначертаний; не унывал среди опасностей, одаренный редким присутствием духа. "Задунайского, - пишет Карамзин, - можно смело назвать Тюреном России. Он был мудрый полководец, знал своих неприятелей, и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный гением натуре, прибавил к ее дарам и силу науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия".

Если б герой Кагульский имел какие-либо недостатки, то они должны исчезнуть во множестве его отличных качеств и доблестных подвигов, которые не умрут в потомстве. Екатерина Великая, кроме двух памятников, сооруженных в честь Румянцева, украсила еще мраморным его бюстом Эрмитаж. "Он великий человек, - говорила Императрица, - человек государственный; имеет воинские достоинства; не двояк и храбр умом, а не сердцем". Император Иосиф II всегда приказывал ставить за столом лишний прибор для любезного своего фельдмаршала. Суворов являлся к нему в полном мундире и забывал при нем шутки свои. Его покровительству обязана Россия славными министрами: Безбородко и Завадовским. Он имел от супруги своей, графини Екатерины Михайловны, рожденной княжны Голицыной, трех сыновей: государственного канцлера графа Николая Петровича, действительного тайного советника графа Сергея Петровича и обер-шенка графа Михаила Петровича. С кончиною второго из них (в 1838 г.) пресеклась фамилия Румянцевых.

Прах Задунайского покоится в Киевопечерской Лавре у левого клироса Соборной церкви Успения Св. Богородицы. Великолепный памятник, сооруженный старшим сыном его, не мог, по огромности, поставлен быть на том месте, но помещен при входе в церковь с южной стороны, где погребены два архимандрита. Государственный канцлер с высочайшего утверждения пожертвовал в 1805 году капитал, из процентов которого шесть особ военнослуживших получают каждый год по тысяче рублей, имея жительство в построенном для них доме. Они обязаны во время панихид, отправляемых на память фельдмаршала и церковного Соборного служения, окружать его могилу. Их избирает ныне Дума военного ордена Св. Георгия."

Дм. Бантыш-Каменский. "БИОГРАФИИ РОССИЙСКИХ ГЕНЕРАЛИССИМУСОВ И ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛОВ".
СПб 1840 г.