По уверению Графа Орлова, ожидал я прибытия. флота, но несколько месяцев напрасно ожидал. В cиe время Венецияне, дабы оправдания пред Турками делали разные неистовства; один раз прислали Русских в кушанье отравить, что по счастию открылось. Посланный, под видом дезертира, признался и порошок дал Итальянцу, который нам стряпал. Сей честный плут cиe разведал. В другой раз подкупили Черногорцев, дабы имеющийся под нами порох зажечь, и cиe удалось нам открыть. Наконец Турки публиковали: если меня живого или мертвого к ним доставят, они платят пять тысяч червонных. Сей убедительной причины мои Черногорцы равнодушно перенести не могли, и я мог приметить, что они ищут способа до меня добраться. Первое: приступили ко мне, что они обижаются, что при мне Славяне, и требовали, чтобы я их взял для охранения моей особы, и разные, неприязненные слухи для меня доходили к моему сведению. Впрочем, что можно было, то моя экспедиция произвела. Паши окрестностей Черной Горы в армию не пошли, даже и Босняки отговаривались, что неприятель при их границах. Верных людей имел я только двадцать-шесть человек; на Черногорцев без нашего войска полагаться не мог, а притом и немного оставалось до зимы, где в горах заносит так снегом, что из одного двора в другой ни под каким видом прохода не бывает. Сколь невозможным казалось из сего разбойничьего гнезда вырваться, но Бог помог. Я поручил Графу Войновичу переодеться в Славянскую одежду, идти в Турецкий город, и стараться нанять или купить какое-нибудь судно. Cиe счастливо удалось: он возвратился с тем, что пустая лодка через два дня в ночь из города выйдет, и в пустом месте ту ночь простоит до утра. Первый мой предмет был всех Черногорцев удалить. Потом из под караула призвал я Степана Малаго, дать ему патент Российского офицера, нарядил его в Русский мундир; отдал ему привезенный мною порох, сукно и прочее, оставил письменное повеление, что поручаю управление Черной Горы Степану Малому. Он меня проводил до морского берега. Кой-час завечерело, мы пошли по горам, по пропастям, по камням и по тернам. Я бы верно в пропасть свалился, если бы привычный к сим местам Степан Малый, так сказать на руках меня не вынес; хотя мы все шли под гору, прыгая с камня на камень, держась за терны. Сей трудный поход продолжался целую ночь. Чуть стал свет брезжить, мы подошли к берегу моря, и едва могли приметить в некотором расстоянии наше судно. Разбудили спящего на берегу матроса и зачали на малой лодке переезжать. При выходе из Черной Горы, Славянский Патриарх, который с несколькими архимандритами должен был укрыться для спасения жизни, просил меня его взять с собою, что я и сделал.

Вошед в судно, мы от жестокой устали несколько успокоились, как новая гибель предстала. Первое: безнадежность нашего Судна, которое долгое время не было конопачено, и компаса не имело, но что всего хуже, мы имели. недостаток в хлебе и в воде; о прочих припасах и говорить нечего, Тут должно было прибегнуть к расторопности Графа Войновича; он на лодке поехал в городок, Венециянам принадлежащий. По обыкновению его стали допрашивать: он сказал, что не смел войти со свойм судном, по причине, что у него люди больны и есть умершие; что он идет из Македонии с табаком, а по причине больших штормов, все покидал в море, прибыл, чтоб ему позволено было закупить провизии; при сем разговоре несколько червонцев Графа Войновича доставили ему полное удовольствие. Начальник ему сказал, что он хорошо сделал, что с больными не вошел в порт, и что много доходит известий о погибели в море судов от шторма; впрочем дал ему свободу всем снабдиться. Граф Войнович приездом своим нас очень обрадовал, и мы весьма весело слушали его рассказы, а бывший с ним Славянец нам сказал: Конте лаже, лаже, а секретарь пише, пише, (то есть: Граф все лгал, а секретарь все писал.)

Напившись и наевшись досыта, мы преспокойно пустились к Итальянским берегам. Новая беда. Сделалась жестокая буря, и лодочку нашу оторвало, а судно начало нести к Венецианским берегам, что для нас было опасно. По счастью, у нас случился матрос, который быль от роду нем, но cиe море очень знал; знаками указал, что тут есть совершенно пустой берег; жилья никакого нет, и судно будет безопасно; мы туда вошли; переждали бурю и потом достигли Анконы. Сей город весьма испугался, увидя столь скверное судно, набитое людьми, и принял нас за разбойников, но мы в порте кинули якорь, подле Дулниотского корабля. Сии морские разбойники испугались нашего соседства; отрубили ночью якорь и пустились в море. Я в Анконе чрез приятелей и чрез деньги успел, что нас допустили остаться тут, но заставили держать сорокадневный карантин. Посему мы все переехали в карантинный дом.

По выходе из карантина спешил я к Графу Алексею Григорьевичу Орлову, и нагнал его в Пизе, куда мне прислана была из Петербурга Аннинская лента. Брат его, Граф Федор Григорьевич, отправился с Русским флотом в Архипелаг, оставив в Ливорно один корабль и один фрегат; на оных мы с Графом Алексеем Григорьевичем отправились в Морею, куда приехав, нашли, что первое появление флота Российского навело такой страх, что Турки сдали Наварин Князю Петру Петровичу Долгорукову, приступившему к городу с двенадцатью Русскими солдатами и не малым числом греков. Вся наша Русская сухопутная сила состояла из трехста солдат и ста бомбардиров.

Мы пришли к городу Модону; сделали высадку; на третий день сделали брешь, но к несчастно, большой корпус Турок пришел на помощь крепости. Я послал к нашим Грекам, коих человек до семи сот было, и которые поставлены были с правой стороны крепость блокировать, чтобы они перешли налево, прикрывать мой левый фланг; но получил рапорт, что ни одного грека не осталось, а все ушли ночью!

Тут я увидел, что неизбежно должно уступить: послал назад небольшое число солдат занять между гор ущелину; сам с остальными, переменяя фрунт, ретировался, и ранен был в руку, потом в ногу, но к счастью уже все достигли дефилея, в который турки не осмелились нас преследовать.

---

Опубликованы: П.В. Долгоруков "Сказания о роде Князей Долгоруковых", СПб 1840.