|
|
|
С.С. Кушников (1767-1839)Адъютант генералиссимусаВладимир Газетов, кандидат исторических наук. Петровская эпоха и особенно “золотой век” русского дворянства Екатерины II востребовали людей умных, волевых, смелых, щедро возлагавших свои жизни и таланты на алтарь Отечества. Не лестью, угодничеством или фаворитизмом стяжали они почести и награды. Высшие знаки монаршего благоволения и общественное признание эти люди снискали безупречной службой, беззаветной преданностью, безграничной отвагой и беспредельным мужеством.... В 1767 г. посреди русской земли в Чебоксарском уезде Казанской губернии в семье помещика Сергея Александровича Кушникова родился сын, нареченный при крещении Сергеем, которому судьбою было предначертано стать участником многих удивительных и замечательных событий, коими так богата наша история. Мать, Екатерина Михайловна Кушникова, урожденная Карамзина, была родной сестрой выдающегося историка и литератора Николая Михайловича Карамзина. Благочестивая чета Кушниковых вполне разделяла очевидную для служилого дворянства истину: Российская империя есть государство военное и военная служба - высший дворянский долг и первейшая обязанность. Многие войны, ужасы недавней пугачевщины укрепили во мнении, что рука дворянина должна твердо лежать на эфесе шпаги, готовой в любую минуту защитить царя и Отечество. Впрочем, Кушниковы не делали различия между первым и вторым и семилетнего сына отправили в петербургский Сухопутный шляхетский кадетский корпус, где “кадеты получали воспитание моральное и гимнастическое” и где “кадет учили вольтижировать, верхом ездить, фехтовать и танцевать”. Вскоре после окончания Пажеского корпуса поручик С. Кушников убыл в действующую армию в Екатеринославский кирасирский полк. В войне с турками участвовал в осаде Очакова, исполняя должность “траншейного офицера”. Личный героизм, проявленный при штурме и взятии Очакова, был отмечен званием ротмистра и “Золотым крестом”, которым С. Кушников очень гордился и который можно видеть на его груди среди прочих наград на известном портрете кисти В. Боровиковского. Затем Кушников участвовал в сражении под Каушанами и занятии Бендер. Отчаянная храбрость молодого офицера была замечена командованием, и вместе с новым званием последовало назначение сначала флагман-адъютантом, а потом и генеральс-адъютантом к московскому главнокомандующему генералу-аншефу князю А. Прозоровскому. Блестящий офицер сразу привлек внимание московского света. “Он был красавец собою, ума основательного, человек просвещенный и добрый... Говорил прекрасно по-французски, как и все тогдашние кадеты, знал языки: немецкий и итальянский...”, - вспоминал позднее камергер и поэт М. Дмитриев. Однако поручения, которые пришлось исполнять в новой должности, отражали зловещие сполохи борьбы с вольнодумством, именуемым тогда “вольтерьянством”. Взметнувшиеся ввысь языки костров превращали в прах тысячи крамольных книг мистиков, алхимиков, мыслителей и среди них политический трактат самого Вольтера “Набат на разбужение королей”... Сожжение книг из дома Н. Новикова и синодальной конторы в печах кирпичного завода на Воробьевых горах было возложено на С. Кушникова. И снова военная кампания. Подполковник Московского гренадерского полка С. Кушников устремляется в далекую Италию, где под водительством “никогда не побежденного” фельдмаршала А. Суворова храбро и с упоением бьется с французами под Лекко, при Нови, на реках Тидоне, Адде, Треббии, Нуре. Суворов примечает храбреца и назначает его своим старшим адъютантом. Отныне Кушников “денно и нощно” с Суворовым и под неприятельским огнем “с отличным рвением и расторопностью” выполняет распоряжения первого полководца Европы. Суворов ценил своего адъютанта: “Кушников храбр, бодр, говорит языками и все знает”. В письме русскому послу в Мюнхене барону К. Бюлеру Суворов хлопотал о награждении своего любимца баварским орденом Пфальца (Золотого Льва): “Ему поручались все важные дела, причем он исполнял их с неизменным усердием и неутомимостью, чем заслужил от меня полное одобрение. Вот почему я от всего сердца пожелал бы ему отличия...” С вручением этой награды вышло недоразумение. Баварский курфюрст пожаловал орден Золотого Льва старшему адъютанту Суворова, но, “безусловно, ошибочно”, посчитал таковым другого - героя цюрихского сражения полковника Н. Поливанова. Суворов добивается награды именно для Кушникова. “Мой настоящий старший адъютант - полковник Кушников, известный Вам лично”. (От имени и по поручению Суворова Кушникову приходилось вести дипломатические переговоры о судьбе русских раненых, закупках продовольствия для армии и др.) Баварский курфюрст, “отдав справедливость известным заслугам” Кушникова, наградил обоих - и Кушникова, и Поливанова. Нетерпимый к лести и подхалимству Суворов не замолвил бы и слова за обычного карьериста, которых во множестве хватало во все времена. О Кушникове Суворов отзывался всегда более чем лестно, часто упоминая его в своей переписке. В записке Д. Хвостову из Кобрина Суворов писал: “Только один Кушников может заменить... кого угодно. Сергей Сергеевич - это моя отрада”. Кушников был незаменимым помощником и верным другом Суворова. Много позднее, говоря о Кушникове, Суворов с грустью признавал: “Если бы мне... пришлось худо, он один не оставил бы меня”. За участие в Итальянском и Швейцарском походах Кушников был награжден орденом Св. Анны II степени с алмазными знаками и австрийским орденом святой Марии-Терезии III степени. Этот орден - редкая военная награда. Кавалерами ордена I степени были только А. Суворов, М. Кутузов и император Александр I. Кавалеров ордена II степени было также только трое. Их имена говорят сами за себя - П. Багратион, М. Барклай-де-Толли, П. Витгенштейн. В именном рескрипте императора Павла I Суворову от 9 ноября 1799 г. говорилось: “...касательно же шести крестов ордена Марии-Терезии меньшего класса, присланных к вам для раздачи их офицерам вверенной армии, оного достойным по вашему рассмотрению, то я также предоставляю единственно вам раздачу оных, кому заблагорассудите”. Таким образом, лично Суворов вручил один из шести орденов Св. Марии-Терезии III степени своему верному соратнику и адъютанту. Этим орденом III степени были награждены М. Платов, Н. Раевский, П. Коновницын. Кушников дорожил этой австрийской наградой и носил ее даже тогда, когда не носил других. После ряда успешных сражений Суворов направил Кушникова в Санкт-Петербург доложить императору о славных победах русского оружия. Павел I “был в восхищении” от его обстоятельных рассказов. “Павел обнимал Кушникова и всякий день принимал его к обеду и к ужину”. Кушников гостил в императорском дворце в Гатчине. “Его чуть не носили на руках... оказывали разнообразные знаки внимания... расспрашивали о мелочах, слушали как оракула”. Будущий император Александр I с задушевными словами в знак особого расположения подарил Кушникову свою теплую шинель. Благосклонный государь произвел суворовского посланника в чин полковника, пожаловав к тому Мальтийский крест с командорством в 5000 рублей годового дохода. После знаменитого перехода через Альпы и тягот военной зимы 1799-1800 гг. Суворов вместе со своим неразлучным адъютантом прибыл в Петербург по приглашению императора, обещавшего принять генералиссимуса так, как Рим принимал своих триумфаторов. Но интриги и гонения привели к обратному. Суворову был объявлен выговор в приказе по армии, а императорский посланец доставил повеление Павла I: “Генералиссимусу князю Суворову не приказано являться к государю”. Через десять дней у Суворова были отняты все адъютанты, в их числе Кушников. Это явилось последним ударом для великого полководца, и менее чем через месяц его не стало. Со смертью Суворова военная карьера потеряла для Кушникова всякий смысл, и он переходит к статской службе в должности прокурора Берг-коллегии, а вскоре в чине статского советника становится московским вице-губернатором. И на мирном поприще дела его устраиваются столь же блестяще, как и на военном. С 1802 г. в звании действительного статского советника Сергей Сергеевич Кушников - губернатор Санкт-Петербурга. Семейное счастье он обрел с Екатериной Петровной Бекетовой. (К одной из ветвей этого рода принадлежал поэт Александр Блок.) Родственники жены часто посещали гостеприимный губернаторский дом на Моховой улице. Желанным гостем здесь был брат жены Платон Петрович Бекетов, учившийся когда-то в Немецкой слободе в пансионе доктора философии И.М. Шадена вместе с Карамзиным, а ныне первый председатель Общества Истории и Древностей российских, имевший, кстати, в Москве на Рождественке лучшую типографию, где печатались Н. Гнедич, В. Жуковский, И. Дмитриев, В. Измайлов, Н. Карамзин, А. Мусин-Пушкин. Бывала здесь и Елена Петровна Бекетова (сестра жены Кушникова) с мужем Александром Дмитриевичем Балашовым - генералом, членом Государственного Совета, министром полиции в 1810 - 1819 гг. По воспоминаниям, Балашов “был чрезвычайно умен... умел говорить интересно даже и о погоде... с поручениями государя изъездил всю Европу, был при всех дворах, всеми королями был принимаем как любимец русского императора, получал от них и ленты, и золотые табакерки”. Хозяин дома С. Кушников слыл в петербургском обществе замечательным рассказчиком забавных и трогательных историй-анекдотов о Суворове, запечатлевших многие крылатые выражения непобедимого полководца, его живую образную речь и разошедшихся потом по всем биографиям великого полководца. Кушников, писал М. Дмитриев, “сам любил Суворова, вспоминал о нем всегда с чувством и рассказывал о нем много анекдотов неизвестных. Вот один из них. Суворов во время итальянской войны был однажды болен и лежал на своей походной постели. Рано поутру призывает он Кушникова, велит ему сесть к столику и писать под его диктант. Это бывало нередко и прежде, и Кушников ничего не ожидал до себя относящегося. Суворов начал диктовать письмо к королю Сардинскому: вдруг видит адъютант, что это письмо об нем и что Суворов выпрашивает ему орден. Он встал, поблагодарил и сказал, что у него и без того наград много и пр. Суворов отвечал: “Это не твое дело! Пиши!” Письмо было послано, орден получен, а Кушников все еще не знал, за что. Однажды Суворов сам объяснил ему это. “Ты помнишь, - сказал он ему, - что я позвал тебя писать письмо, только что я проснулся. Я видел во сне, что я во дворце, где множество людей, и все меня теснят и толкают и не дают мне дороги. Один ты пошел впереди, всех расталкивая и расчищая мне путь. Проснувшись, я подумал: в самом деле, Кушников человек добрый... Вот за это я и выпросил тебе орден”... Генеральское звание и новое назначение. С. Кушникову было высочайше повелено председательствовать “в диванах Молдавии и Валахии, в Яссах”. Только в 1810 г. Кушников возвратился в Москву. В это время здесь жили Карамзин и Дмитриев. Кушников был племянником Карамзина, хотя и был с ним одних лет, а Дмитриеву доводился двоюродным дядей. С обоими Кушников поддерживал не только родственные, но и весьма близкие дружеские связи. Племянник Кушникова, сегодня практически забытый Иван Иванович Дмитриев, был между тем личностью яркой и незаурядной. “В ранге действующего тайного советника он любил литературу... Министр юстиции, он оставил после себя шестьсот родовых душ; русский помещик - без долгов; поэт..., с которым всегда было приятно проводить время, приветливый, ласковый”, - писал о нем М. Погодин. Всегда следуя правилу: “Служу Государю и Отечеству, и никому более...”, Дмитриев выполнял особые поручения императора, в частности исследовал “втайне поступки Костромского губернатора Пасынкова”. Автор “Модной жены”, “Чужого толка”, а главное, популярного тогда романса “Стонет сизый голубочек” - его пела вся Россия, Дмитриев был хорошо знаком с Державиным. Он напечатал 16 стихотворений в лучшем журнале того времени “Вестник Европы”, издаваемом Карамзиным. Жуковский, посылая ему в подарок портрет Гете, писал: “Ваши стихи (переводы из Гете. - Прим. авт.) были первые выучены мною наизусть... и первые же мною написанные стихи были их подражанием... Вы мой учитель”. Кушников часто бывал в доме Дмитриева у Патриаршего пруда в приходе Св. Спиридона, построенном Витбергом, автором неосуществленного проекта сооружения Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. “Я видел, - делился впечатлением Карамзин, приходившийся Дмитриеву свойственником, - твое новое строение: оно красиво... стоит гигантом и смотрит вокруг себя на пустыри”. Кушников, вспоминал позднее Дмитриев, “обращался со мной, как следует достойному родственнику, и оказывал мне... всевозможное внимание”. Летом многочисленная родня Кушниковых собиралась в загородном доме П. Бекетова под Симоновым монастырем, где любознательный Платон Петрович наблюдал за сооружением в Тюфелевой роще воздушного шара для борьбы с наполеоновскими войсками. Именно здесь, как предполагают, Карамзин написал “Бедную Лизу”. Сохранилось изображение дачи П. Бекетова (гравюра начала XIX в.): двухэтажный дом с большим балконом располагался за церковью в Старом Симонове на берегу Москвы-реки. В архивах Пушкинского дома имеются сведения о том, что П. Бекетов заказывал художнику В. Боровиковскому авторскую копию упоминавшегося выше портрета С. Кушникова (судя по цене, 20 рублей, - миниатюру). Известно также, что миниатюрная копия портрета С. Кушникова в 1900-х гг. находилась у великого князя Николая Михайловича. Сам же “Портрет санкт-петербургского гражданского губернатора Сергея Сергеевича Кушникова” в настоящее время находится в собрании графини М.П. Кассини (внучки Кушникова) в Бразилии. Честность и неподкупность Кушникова, его добросовестность и доброжелательность были хорошо известны в обеих столицах. По рекомендации вдовствующей императрицы Марии Федоровны он был назначен почетным опекуном Московского опекунского совета с управлением инвалидным домом и Павловской больницей, учрежденной в знак “великодушного сожаления о бедных и при скудости своей разными еще болезнями страждущих людей”. За усердие и труды Кушников был награжден орденом Александра Невского с алмазными знаками, бриллиантовым перстнем от императрицы и высшим благоволением. “Я рад честному и... твердому человеку”, - писал о нем князю Вяземскому А. Тургенев, способствовавший назначению Кушникова на должность “первенствующего члена комиссии для строения в Москве Храма Христа Спасителя”. В этой должности Кушников вместе с митрополитом Филаретом сильно повредил архитектору А. Витбергу, настояв на перенесении постройки храма с Воробьевых гор на теперешнее его место. В 1826 г. Николай I вызвал Кушникова в Петербург для участия в Верховном суде над декабристами с пожалованием в действительные статские советники. Из всех членов суда, собиравшегося “в зале общего Сената собрания... в полных мундирах - лентах и шарфах”, было выбрано 9 человек во главе с графом П. Толстым для определения степени “преступления каждого преступника и меры заслуженного им наказания”. Вместе с Кушниковым в состав данного комитета входили М. Сперанский, граф П. Кутайсов, граф Г. Строганов, И. Васильчиков и др. “Государю угодно было, - вспоминал Е. Комаровский, - чтобы сколько можно ослаблены были преступления и сообразно тому и наказания”. Кушникову было поручено составление отчета государю о суде. “Из многочисленных членов Верховного уголовного суда, - отмечал П. Долгоруков, - только четверо говорили против смертной казни: адмирал Мордвинов, генерал от инфантерии граф Толстой, генерал-лейтенант Эммануэль и сенатор Кушников”. Благодаря заступничеству С. Кушникова и генерал-губернатора Д. Голицына удалось отвести опасность от известного московского издателя С. Селивановского, привлекавшего к работе над энциклопедическим словарем будущих декабристов В. Штейнгеля, К. Рылеева, П. Муханова, В. Кюхельбекера. Следствие располагало сведениями о предложении Рылеева принять Селивановского в тайное общество. И хотя ареста удалось избежать, по Москве еще долго ходили слухи, что манифесты декабристов тайно печатались в типографии Селивановского. Безупречная репутация и изрядный опыт способствовали дальнейшему продвижению по службе. В самый канун 1829 г. Кушников становится членом Государственного Совета и продолжает председательствовать в Опекунском совете. Эта деятельность была отмечена высшим признанием и орденом Владимира I степени. При этом Кушников состоял членом Совета Общества благородных девиц и училища Ордена Св. Екатерины. (Его брат, действительный статский советник Григорий Сергеевич Кушников, пожертвовал 300 тыс. рублей ассигнациями на открытие в Керчи в 1837 г. учебного заведения по типу Смольного института, названного его именем. Почетным попечителем Кушниковского девичьего института была графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова, известная почитательница пушкинского таланта. Всего в России было 9 таких институтов. Кушниковский просуществовал до 1917 г. Сейчас здесь размещается школа имени героя-партизана Володи Дубинина). В 1832 г. Сергей Сергеевич Кушников был назначен председателем Комиссии для принятия прошений на Высшее имя приносимых. По выражению Карамзина, Кушников любил “добро” и потому постоянно находился в хлопотах о помощи кому-либо. Последняя награда - орден Андрея Первозванного при высшем рескрипте и последнее назначение - на должность председателя Департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета венчают его блистательную служебную карьеру. Сергей Сергеевич, писал Карамзин, “есть для меня герой благородства душевного и выше всех отличий, которые иметь может. Россия может гордиться таким сенатором, а человечество таким человеком”. Последние годы жизни старый сенатор провел в Петербурге в собственном новом доме вместе с дочерью Софьей и зятем Дмитрием Гавриловичем Бибиковым - легендарным героем Отечественной войны 1812 г., генералом от инфантерии, адъютантом Милорадовича, позднее министром внутренних дел, Киевским, Подольским и Волынским губернатором. (Вторая дочь Кушникова Елизавета была замужем за генералом Н. Сипягиным, также героем войны 1812 г., военным губернатором Тифлиса.) Скончался Сергей Сергеевич Кушников 18 февраля 1839 г. в Петербурге, оставив по себе память храброго солдата и честного труженика. Он был погребен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры рядом с Н. Карамзиным, В. Жуковским, Н. Гнедичем, А. Дельвигом. Владимир Газетов, кандидат исторических наук. Источник: Статья в газете "Красная звезда" |
Поиск / SearchСсылки / linksРеклама |