!Все даты даны по старому стилю!

По окончании совета, фельдмаршал остался один. Он ходил взад и вперед по избе, когда вошел к нему полковник Шнейдер, находившийся при нем 20 лет безотлучно. Пользуясь правом свободного с ним разговора, он старался рассеять его и заводил речь о разных предметах. Слова его оставались без ответа. "Где же мы остановимся?" - спросил он наконец. Будто пробужденный вопросом, фельдмаршал подошел к столу, сильно ударил об него и сказал: "Это мое дело; но уж доведу я проклятых французов, как в прошлом году турок, до того, что они будут есть лошадиное мясо!" Во всю ночь он был чрезвычайно печален, и по свидетельству самого доверенного и любимого им офицера, Кайсарова (ныне генерала от инфантерии), несколько раз горько плакал.

Что происходило тогда в первопрестольном граде? Он час от часу пустел. Деятельный, осторожный начальник до последней минуты сохранил в нем должный порядок и тишину благоразумными мерами, воззваниями своими в духе народном; посещал несколько раз в день раненых; заблаговременно удалил из столицы неблагонамеренных иноземцев; отправил во Владимир присутственные места и архивы; умел держать жизненные припасы в одинаковой цене; не заботясь о своем имуществе, ничего не вывез из двух домов, ему принадлежащих (которых убранство простиралось до полмиллиона рублей), исключая портрета своего благодетеля; отправил за несколько дней только до сдачи Москвы детей и супругу, предваряя и других, что женщин должно выпровождать из Москвы; как громовым ударом пораженный известием, что столица будет без боя уступлена неприятелю, препроводил (2 сент.) из тюремного замка в Нижний Новгород, под прикрытием воинского отряда, триста преступников; возвратил свободу содержавшимся за долги; приказал вывезть из Москвы заливные трубы и все пожарные инструменты; в сильном исступлении гнева и одушевляемый пламенной любовью к отечеству, выдал народу молодого человека, переложившего на русский язык речь Наполеона; выехал из столицы в дрожках, не окружая себя стражею и не скрываясь от взоров жителей, в то время как вступали уже в заставу первые неприятельские отряды; обратил в пепел село свое Вороново: чтобы иноплеменники не осквернили оного своим присутствием.

2-го сентября русская армия снялась с лагеря при Филях в три часа пополуночи, вступила в Москву, прошла пятнадцать верст по Коломенской дороге и остановилась при селе Панках. Фельдмаршал въехал верхом в столицу, сказал жителям, стоявшим у заставы: "Головою ручаюсь, что неприятель погибнет в Москве". Еще войска наши не успели все выйти из города, как неаполитанский король с французским авангардом явился у Дорогомиловской заставы. Генерал Милорадович немедленно велел объявить ему, что, если французы нападут на него, то он будет обороняться, предаст город огню и погребет себя под развалинами оного. Король словесно обязался не тревожить выхода русских из Москвы; вступил в город в час пополудни: вечером огонь показался на бирже; в следующий день (3 сент.) пожары начались в разных местах, несмотря на все усилия французов потушить оные. 4-го числа поднялся сильный ветер; пожар сделался общим и уничтожил всякую надежду спасти город.

Узнав, что французы заняли Москву, Кутузов произнес: "Слава Богу! Это последнее их торжество." В донесении своем Государю он изложил причины, побудившие его уклониться от новой битвы; упомянул, что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России, а последствия Бородинской битвы нераздельно связаны с потерею Смоленска.

Главнокомандующий имел целью обмануть неприятеля отступлением своим по Коломенской дороге, как бы желая остановиться за Окою: сделав два перехода, он немедленно решился сблизиться с Смоленским трактом, чтобы прервать единственный путь сообщения французской армии. Эта превосходная мысль, приведенная в исполнение с необыкновенным искусством, положила конец бедствиям России: армия наша двинулась 5-го сентября в двух колоннах вверх по правому берегу речки Пахры и 7-го числа заняла позицию на левой стороне, при селе Красной Пахре, совершив круговое движение около Москвы. На Рязанской дороге оставлен был полковник Ефремов, с двумя казачьими полками. Мюрат шел за ними до Бронниц, в уверенности, что идет вслед за всею русскою армиею. Тогда он узнал, что вместо главных сил князя Кутузова, имеет перед собою только два Донских полка. Неведение Наполеона о местопребывании нашего фельдмаршала продолжалось до 14 сентября. Русские партии, пущенные во все стороны, наводнили Смоленскую дорогу и всю окрестную страну; сверх сего главнокомандующий, опершись на Калугу, имел все способы продовольствия и беспрестанно получал подкрепления. 20 сентября он расположил армию при селе Тарутине в укрепленном лагере, избранном генерал-квартирмейстером Толем, откуда писал Государю: "Смело можно уверить, что Наполеону трудно будет вырваться из России". Здесь произнес князь Кутузов достопамятные слова: "Теперь ни шагу назад!"

Между тем граф Витгенштейн, действовавший отдельно с двадцатипятитысячным корпусом, должен был остановить соединение маршалов Макдональда и Удино. Последний получил приказание идти к С. Петербургу, в то время, как Наполеон будет следовать к Москве с главными силами; двинулся к Себежу (в июле); потерпел поражение при селении Кляссицы и у Полоцка, вместе с генералом Гувиньоном Сент-Сиром. Несмотря на превосходство неприятельских сил, граф Витгенштейн воспрепятствовал французам подвинуться далее. С другой стороны генерал от кавалерии Тормасов, предводительствовавший обсервационною армиею и имевший приказание действовать в тылу французских войск, освободил Брест и местечко Яново от неприятеля, разбил его (15 июля) при Кобрине, при корчме Городечне (30 числа); соединился (5 сент.) с Дунайскою армиею; заставил князя Шварценберга (19 сент.) ретироваться за реку Буг.

Неприятель занимал Москву, Белостокскую область, губернии: Гродненскую, Виленскую, Курляндскую, Минскую, Витебскую и часть Смоленской. Уездный предводитель города Юхнова, Храповицкий, имевший трех сыновей в армии, собрал вокруг себя до 2000 человек, и из числа их сформировал несколько десятков конных для разъездов. Под его начальство поступили 22 отставных дворянина, бывшие прежде в военной службе. Храповицкий перешел через Угру, стал на ее берегу и заслонил дорогу из Вязьмы в Калугу. Несколько раз показывались французы, в намерении захватить неразоренный еще край, но всегда были отбиваемы.

Фельдмаршал князь Кутузов дал отдых войскам и обучал ополчение, также рекрутов, прибывших на подкрепление армии; но малая война продолжала обеспокоивать французов. Полковник Давыдов первый подал мысль, за несколько дней до битвы Бородинской, о выгоде партизанских действий и в полной мере оправдал оказанное ему доверие начальством. Дорохов, Ефремов, князь Кудашев, Сеславин, Фигнер, Орлов ревновали ему в усердии и деятельности. Поселяне, вооруженные вилами и пиками, также наносили страшный вред неприятелю; даже женщины участвовали в бессмертных их подвигах, ознаменованных любовью к родине.

Изобилие царствовало в лагере Тарутинском; бедность и недостаток были уделом войск Наполеоновых. Фуражиры его едва осмеливались на пять верст отдаляться от своих лагерей. Одна только гвардия не нуждалась в продовольствии. Тщетно император французов на дымившихся развалинах древней столицы царей российских надеялся предписать мир России. Александр не помышлял о прекращении войны. Наконец Наполеон, встревоженный столь гордым молчанием, решился сам сделать первый шаг к сближению, отправил к фельдмаршалу генерала Лористона, под предлогом переговоров и размене пленных. 23 сентября, вечером, Лористон имел свидание в главной квартире русской армии с Кутузовым. Последний отвергнул сделанное ему предложение. Тогда французский генерал завел разговор о неслыханных жестокостях, производимых русскими поселянами, называл поступки их неупотребительными между просвещенными народами. Кутузов возразил, что если б он и желал удержать это начало народной войны, то не мог бы переменить образа мыслей в народе, который, почитая вторжение неприятеля в Россию как бы, нашествием татар, считает обязанностию противиться оному вооруженной рукою. Лористон дошел до настоящего предмета своего посольства: начал говорить о мире, о желании императора Наполеона восстановить дружбу прежде существовавшую между ним и Императором Александром и прерванную несчастным образом, по обстоятельствам совсем посторонним. "Неужели, - присовокупил Лористон, - эта необычайная, неслыханная война должна вечно продолжаться?.. Император, Государь мой, имеет искреннее желание прекратить распрю между двумя великими и великодушными народами, и прекратить оную навсегда". Фельдмаршал отвечал, что не снабжен наставлением поэтому предмету, и что при отправлении его к армии о мире не было даже разговора. Впрочем, - прибавил он - сделанное ему предложение ни в каком случае не будет известно Государю, хотя бы оно и проистекало от высшего источника; ибо, при настоящем положении дел, он страшится подвергнуться проклятию потомства, как первый виновник какого бы то ни было примирения. Со всем тем, желая выиграть время, князь Кутузов сделался под конец сговорчивее и обещал донести Императору о намерении Наполеона отправить Лористона в Петербург; но на перемирие не согласился. В решительную минуту Александр I-й явил всю твердость великой души Своей: не только отвергнул предлагаемый ему мир, но даже не одобрил принятие генерала Лористона в главной квартире русской армии и кончил рескрипт свой (от 9 октября) к фельдмаршалу следующими достопамятными словами: "В настоящее время никакие предложения неприятеля не побудят Меня прервать брань - и тем ослабить священную обязанность отметить за оскорбленное отечество".

24 сентября главная квартира наша была переведена в деревню Леташевку, в четырех верстах позади лагеря Тарутинского. Ополчения довершили обложение французской армии под Москвою, составив непрерывную цепь вокруг оной; партизаны продолжали свои действия: генерал-майор Дорохов, по приказанию фельдмаршала, взял (29 сент.) приступом город Верею, лежащий на крутой горе, укрепленный французами. Тридцатитысячный авангард короля неаполитанского расположился против нашего лагеря. Генерал-квартирмейстер Толь, в сопровождении генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, сделав обозрение на левом фланге и почти в тылу этого авангарда, совершенно узнал положение, занимаемое оным, места, оставленные без всякого прикрытия, и представил главнокомандующему о возможности с успехом атаковать короля. Фельдмаршал сначала не соглашался возобновить наступательных действий, говоря: "Чем долее останется в Москве Наполеон, тем вернее наша победа"; но генерал Беннигсен и Толь склонили его справедливою предусмотрительностью, что император французов, ожидавший ответа из С. Петербурга, судя по времени, недолго еще пробудет в Москве и что, между тем, несомненная победа одушевит войска наши к новым блистательнейшим подвигам. Уважив эти причины, князь Кутузов поручил генералу от кавалерии Беннигсену напасть на неприятеля.

Король неаполитанский, разбитый б октября, отступил, в беспорядке, к селу Спас-Купле, потеряв на месте 2000 человек; пленными 1500. В числе трофеев того дня находились: почетный штандарт, 38 пушек, 40 зарядных ящиков и весь обоз. Наш урон не превышал 500 человек, выбывших из строя; но чувствителен был потерею генерал-лейтенанта Багговута, убитого пушечным ядром в самом начале действия. Французы терпели тогда чрезвычайный недостаток в жизненных припасах: на собственной кухне короля неаполитанского были найдены ободранные кошки и отвар из лошадиного мяса. За победу, одержанную над королем, князь Кутузов награжден золотою шпагой, с алмазами и с лавровым венком из изумрудов. "Слава России, - писал к нему Александр, - нераздельна с вашею собственной и с спасением Европы".

Рассеялись мечты Наполеона: 7 октября выступил он из Москвы в Боровск, с 105 000 армиею и 605 пушками, приказав маршалу Мортье подорвать (11 числа) часть зданий Кремля. Когда фельдмаршал узнал, что неприятель оставил столицу и отступает, он захлипал от слез и, обратясь к образу Спасителя, произнес: "Боже, Создатель мой! Наконец ты внял молитве нашей, и с сей минуты Россия спасена!" Наполеон намеревался слева обойти лагерь Тарутинский и достигнуть Калуги, проходя через Боровск и Малый Ярославец; но Кутузов поспешил к последнему городу для уничтожения планов императора французов. Армия русская, не считая казаков, состояла из 80 000 человек; артиллерия из 620 орудий.

12 октября, в пять часов пополуночи, генерал Дохтуров прибыл к Малому-Ярославцу и, нашед город занятым двумя батальонами неприятельской дивизии генерала Дельзона, выгнал их. В это время подступил вице-король италийский со всем своим корпусом: город был, снова, занят французами; но Дохтуров, подкрепив русских егерей несколькими пехотными полками, вторично овладел Малым-Ярославцем. Начался кровопролитный рукопашный бой в улицах: город несколько раз переходил из рук в руки; наконец, в час пополудни, русские, утомленные битвою, которая, после весьма трудного перехода, продолжалась более семи часов, начали ослабевать. Успех сражения уже видимо клонился на сторону неприятеля; но появление передовых полков главной армии на равнине, перед Малым-Ярославцем лежащей, ободрило наших солдат. Князь Кутузов, услышав пальбу, тотчас подкрепил Дохтурова 7-м пехотным корпусом генерал-лейтенанта Раевского. Русские в шестой раз овладели городом. Вице-король усилил свои войска итальянскими полками: русские были вытеснены из всех домов, ими занимаемых, и вслед за тем опять засели в крайних строениях со стороны поля. Между тем 8, 3, 5, 2 и 4 пехотные корпусы русской армии, 2 и 4 кавалерийские, прибывая постепенно один за другим, стали на новой Калужской дороге, позади Малого-Ярославца, лицом к городу, и в этом положении поддерживали войска, находившиеся в деле с неприятелем. Французская армия равномерно подошла к месту сражения. Наполеон с старою гвардиею остановился при селе Городне; корпусы маршалов Нея и Даву расположились уступами между Городнею и Малым-Ярославцем.

Вечером фельдмаршал вознамерился сделать новое усилие для овладения Малым-Ярославцем. Свежие войска в седьмой раз ворвались в город; но не могли в нем удержаться. Огонь с обеих сторон прекратился около десяти часов вечера. Урон, претерпенный сражавшимися, простирался по 10 000 человек. В числе убитых находились французские генералы Дельзон и Левье. Генерал-майор Дорохов, раненый пулею в пятку, более двух лет страдал и сошел в гроб от этой раны. Прах героя покоится на Верее, освобожденной им от французов.

Фельдмаршал приказал ночью с 12 на 13 число войскам, бывшим в том деле, отступить; расположил армию на Калужской дороге, за ручьем Корижею, в весьма выгодной позиции, в двух верстах с половиною от Малого-Ярославца, и таким образом преградил путь неприятелю на Калугу и Юхнов. Генерал Платов, перешед реку Лужу, с десятью казачьими полками и 20 егерскими, внезапно овладел, на рассвете, неприятельским гвардейским артиллерийским парком из 40 орудий, который стоял за селом Городнею; но, по причине недостатка в упряжи, увез только одиннадцать орудий, распространив ужас на неприятеля. "Я не ретируюсь, - успокаивал тогда князь Кутузов калужан, - но, призвав в помощь Всемогущего Бога, изрываю могилы неприятелям в недрах России".

Наполеон удержал за собою Малый-Ярославец, но не осмелился вступить в решительную битву с армиею, уже овладевшею его сообщениями. И эту армию, Норвенс называет побежденною; говорит, что она бежала под Малым-Ярославцем от Наполеона; что тогда только последний внял убеждениям своих генералов и повел войска к Смоленску!

Одна необходимость заставила императора французов следовать по дороге, совершенно опустошенной и не представлявшей никаких пособий для его войск. Трупы людей и лошадей, погибших от голода и усталости; остатки обозов и взорванных зарядных ящиков, которые неприятель, за недостатком подъемных лошадей, принужден был уничтожать, уже от Боровска показывали следы его бегства. Кутузов не мог гнаться за Наполеоном со всею громадою сил по дороге разоренной и повел армию прямо к Вязьме. Генерал Милорадович получил приказание следовать к тому ж городу по средней дороге, между большою Смоленскою и нашею армиею; генералу Платову, который был усилен 26 пехотною дивизиею генерал-майора Паскевича, поручено было преследовать неприятеля по пятам.

Колонны неприятельские тянулись в величайшем беспорядке. Пехота, кавалерия, артиллерия и обоз, все шло толпою и в замешательстве, представлявшем самый удобный случай атаковать их; арьергардом предводительствовал маршал Даву, сильно теснимый Платовым. 22 октября французы потерпели поражение при городе Вязьме, лишились 3 орудий, 2 знамен, большого количества обозов, около 7000 человек, выбывших из строя, в том числе более 2000 пленных. В этом деле войска генералов Платова и Милорадовича не простирались свыше 25 тысяч человек. Корпусы Даву, вице-короля италийского и князя Понятовского, кроме корпуса маршала Нея, состояли, по крайней мере, из 40 тысяч под ружьем. Кутузов медлил походом, произвел общее неудовольствие в армии, горевшей желанием нанести решительный удар Наполеону, но действия мудрого полководца не заслуживают укоризны: он сторожил каждое движение, какое император французов мог сделать влево; был уверен, что без пролития драгоценной крови храбрых воинов, неприятель, беспрестанно тревожимый Милорадовичем, Платовым, Паскевичем и храбрыми партизанами, не имевший покоя ни днем, ни ночью, сделается жертвою голода и суровости зимы, во время продолжительного отступления чрез страну опустошенную. "Настают зима, вьюги и морозы, но вам ли бояться их, дети севера? - вещал фельдмаршал в отданном приказе войскам. - Железная грудь ваша не страшится ни суровости непогод, ни злости врагов: она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается. Вы будете уметь переносить и кратковременные недостатки, если они случатся. Добрые солдаты отличаются твер-достию и терпением; старые служивые дадут пример молодым. Пусть всякий помнит Суворова: он научал сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа. Идем вперед! С нами Бог! Перед нами разбитый неприятель! Да будут за нами тишина и спокойствие!"

Вскоре ожидание Кутузова исполнилось: 26 октября выпал снег и начались морозы. Дороги сделались скользкими и почти непроходимыми для малого числа лошадей, оставшихся у неприятеля, которых он не имел ни времени, ни способов подковать на шипы; ночные биваки наносили смерть воинам, не довольно тепло одетым по времени года. Недостаток в съестных припасах день ото дня увеличивался. Люди целыми сотнями вдруг умирали от изнурения и холода. Вся дорога, устланная телами, представляла плачевное зрелище беспрерывного места сражения. Между трупами встречались кучи умиравших, которые, в лютом исступлении, пожирали остатки несчастных товарищей, за несколько минут пред тем лишившихся жизни, и этою ужасною пищею старались продлить горестное свое существование! Описывая бедствия, простерпенные тогда соотечественниками, историк Наполеона, Норвенс, не стыдится утверждать, что остатки армии французской еще наводили ужас на Кутузова!

27 октября казаки, преследовавшие по пятам вице-короля италийского, овладели 64 пушками, брошенными на дороге и взяли в плен до 3000 человек. 28 числа Давыдов, Сеславин и Фигнер, с 1200 человек, при содействии графа Орлова-Денисова, внезапно окружили неприятеля, под Ляховом, прогнали его с высоты, лежащей впереди этого селения по дороге к Дубасищу, принудили бригадного генерала Ожеро, 60 штаб- и обер-офицеров и 2000 нижних чинов сдаться на договор. Наполеон прибыл в тот день в Смоленск с своею гвардиею. Казаки захватили еще на берегах реки Вопи 23 пушки и весь обоз вице-короля италийского. 30 числа полковник Бистром напал врасплох, при селе Клементьеве, на неприятельских отряд и взял в плен 1300 человек.

Наполеон не мог долго оставаться в Смоленске. Князь Кутузов повторил в окрестностях этого города искусный маневр, столь удачно произведенный им под Москвою, овладел Рославльскою и Мстиславском дорогами, и угрожал сообщениям неприятельским с городами Оршею, Борисовом и рекою Березиною. С другой стороны наступательные движения графа Витгенштейна (который, взяв 7 октября Полоцк, разбил 19 числа при местечке Чашниках генерала Леграна; занял 26 числа Витебск; сразился 2 ноября с маршалом Виктором при деревне Смоляницах) и адмирала Чичагова (вытеснившего князя Шварценберга в герцогство Варшавское и направившего путь свой к реке Березине), равно недостаток, претерпеваемый французскою армиею в продовольствии, побудили Наполеона (2 ноября) оставить Смоленск, чтобы достигнуть Березины до соединения Витгенштейна с Чичаговым. В тот самый день выступил к Красному из Щелканова и князь Кутузов.

При деревне Кутьковой, генерал Роге, с дивизиею молодой гвардии, атаковал, по приказанию Наполеона, ночью с 3-го на 4-е число малочисленный отряд графа Ожаровского и принудил его отступить к селу Палкину, без важной потери. Между тем генералы Милорадович и Раевский, командовавший 7-м пехотным корпусом, беспрестанно тревожили неприятеля, нанося ему значительный урон. 4-го ноября они преградили, близ Никулина, вице-королю италийскому путь к городу Красному: после кровопролитной битвы, на которой неприятель потерял до 2200 чел. пленных, в том числе генерала; множество убитых, знамя и 18 пушек, из коих 4 взяты с боя. Вице-король, не хотевший сдаться, продолжал нападение на правый фланг Раевского, а между тем, ночью, свернул с большой дороги вправо и, следуя по проселочной, присоединился к главной армии. Урон наш в этом деле простирался только до 500 чел., выбывших из строя.

Наполеон желал удержаться в городе Красном до прибытия из Смоленска корпуса маршала Даву; построил войска свои в две линии впереди большой дороги так, что, прикрывая ее, они примыкали левым флангом к глубокому оврагу, в котором течет речка Лосмина. В этом положении французы стояли лицом к деревне Уваровой, занятой русским Черниговским полком.

5 ноября неприятель овладел деревнями Уваровою и Воскресеньем; но генерал-лейтенант князь Голицын, командовавший 3-м пехотным корпусом и 2-ю кирасирскою дивизиею, не замедлил подкрепить Черниговский полк Селенгинским и нанес страшное поражение французам посредством сильного огня батарей, скоро поставленных на высотах правого берега Лосмины. Между тем бригада 2-й кирасирской дивизии, перешед речку выше Уваровой, обошла деревню Воскресенье и угрожала отрезать французов от армии, заставила их удалиться. Вскоре генерал Милорадович подкрепил правый фланг князя Голицына сильною атакою, на большой дороге, левого крыла маршала Даву. Князь Голицын начал выступать из деревни Воскресенья. Неприятель покушался воспрепятствовать этому движению, послав к деревне колонну, составленную из гвардейского первого волтижерного полка: она отразила нападение наших кирасиров; но два орудия расстроили один из углов французского каре и генерал-майор князь Шаховской воспользовался этим: ударил в штыки с Муромским и Ревельским пехотными полками, смял каре и с помощью кирасиров, сделавших вторичное нападение, истребил совершенно волтижерный полк. Неприятель, двинувшийся было всей линией вперед для поддержания своей атаки, видя поражение, отступил, преследуемый выстрелами конной артиллерийской роты полковника Никитина. Тогда маршал Даву присоединился к армии Наполеона и получил приказание прикрывать отступление французов к местечку Лядам. Фельдмаршал, щадивший вверенные ему войска, воспрепятствовал генералу Тормасову остановить бегство Наполеона, но принял надлежащие меры, чтобы отрезать корпус Даву от главных сил неприятельских и уничтожить другой корпус, Нея. Заметя на лицах неудовольствие, он сказал: "За десятерых французов не отдам я одного русского. Неприятели скоро все пропадут, а если мы потеряем много людей, то с чем придем на границу?" Генералы Милорадович и князь Голицын вытеснили французов из Красного; полковник Никитин сбил орудиями три колонны, защищавшие город, рассеял их, обратил в бегство; построил в эскадрон своих канонеров, атаковал белым оружием бежавших; отбил у них три пушки. Одна колонна, отставшая от арьергарда, была истреблена Орденским и Екатеринославским кирасирскими полками под начальством генерал-майора Кретова. Генерал-майор барон Розен, между селом Добрым и городом Красным, сразился с сильными колоннами неприятельскими, решительным ударом в штыки опрокинул их, обратил в бегство назад к городу Красному, утвердился на большой дороге и разрезал надвое корпус маршала Даву. В это время князь Голицын овладел городом Красным. Весь арьергард французский, стесненный с головы и с хвоста превосходными силами, был истреблен; остатки оного рассеялись по лесам, простирающимся к реке Днепру. В плен взято: два генерала, 58 штаб- и обер-офицеров и 9170 нижних чинов; в числе трофеев находились: 3 знамени, 3 штандарта, 70 пушек и почти весь обоз, в котором найдены маршальский жезл Даву и часть канцелярии Наполеона. Наша потеря, убитыми и ранеными, не превышала 800 человек.

Между тем, как это происходило в окрестностях города Красного, генерал Платов готовился занять Смоленск: овладел, 3 ноября, С. Петербургским предместьем; вступил в город, преданный огню неприятелем, 5 числа, по выходе корпуса Нея; пустился преследовать его. Неустрашимый маршал, оставленный на жертву Наполеоном, совершил, 6 ноября, чудеса храбрости: встреченный на берегах речки Лосмины жесточайшим картечным огнем из 40 орудий, он бросился на русские батареи, был отражен генерал-майором Паскевичем, с помощью блистательной атаки, произведенной лейб-гвардии Уланским полком; возобновил свое нападение с редким самоотвержением и, лишась надежды сохранить вверенный ему корпус, прошедший сквозь строй артиллерии нашей, решился с 4000 человек, при наступлении темноты переправиться через Днепр у деревни Сырокоренья, потерял тут 10 пушек и 300 человек, взятых в плен казачьим полковником Чернозубовым 4-м. Важность этого пункта не ускользнула от прозорливости фельдмаршала. Он предписывал Милорадовичу: иметь более в виду Сырокоренье, где находится удобная переправа, но наши войска, исключая казачий отряд, не поспели туда. В этот день неприятель лишился одними пленными 12 000 человек, не считая убитых; отнято у него 27 орудий. Вся же потеря французов с 3 по 7 ноября состояла: в 10 000 чел. убитых и утонувших в Днепре; в 26 000 человек взятых в плен, в том числе 7 генералов и 300 штаб- и обер-офицеров; орудий отбито 116; найдено на Смоленской дороге 112. Наш урон не превышал двух тысяч чел., выбывших из строя. Таким образом, князь Кутузов, сражаясь с отдельными корпусами французской армии и сберегая войско свое, уничтожил в четыре дня более половины армии Наполеона, еще значительной при выходе из Смоленска.

По окончании сражения, вечером 6 ноября, фельдмаршал подъехал к бивакам гвардейского корпуса и был встречен генералами, офицерами и солдатами. Поздравив отборное войско с победою, он сказал: "Дети! Знаете ли, сколько взято орудий? Сто шестнадцать!" - и, указывая на везенные за ним французские орлы, присовокупил: "Как их, бедняжек, жаль! Они и головки повесили; ведь им холодно и голодно". Приняв от войска поздравление, князь Кутузов остановился у бивака генерала Лаврова и пил чай. Весь гвардейский корпус, от старшего до младшего, собрался вокруг бивака, с обнаженными головами, желая наглядеться на обожаемого вождя. "Согретые его присутствием, - говорит один очевидец, - мы не чувствовали ни грязи под собою, ни обливавшего нас дождя". Фельдмаршал сказал: "Крылов сочинил басенку, и рассказывает, как волк попал не в овчарню, а на псарню. Увидя беду, пустился он в переговоры и стал умолять о пощаде, но псарь сказал ему: "Ты сер, - при сих словах князь Кутузов снял белую фуражку и, потрясая наклоненною головою, продолжал, - а я, приятель, сед!"" Воздух потрясался от восклицаний гвардии.

Дм. Бантыш-Каменский. "БИОГРАФИИ РОССИЙСКИХ ГЕНЕРАЛИССИМУСОВ И ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛОВ".
СПб 1840 г.

Примечания

Граф Федор Васильевич Растопчин. Он был камер-юнкером, когда скончалась Екатерина II. Император Павел I пожаловал его генерал-майором и генерал-адъютантом (6 ноября), в день своего вступления на престол; кавалером орденов: Св. Анны (1796 г.) и Св. Александра Невского (1797 г.); генерал-лейтенантом, действительным тайным советником и графом Российской Империи (1798 г.); главным директором Почтового департамента и первоприсутствующим Коллегии иностранных дел (1799 г.), на тридцать пятом году от рождения; возложил на него (в том же году) большой крест Св. Иоанна Иерусалимского и Андреевскую ленту; пожаловал отца его, отставного майора, действительным статским советником и кавалером Св. Анны 1-й степени. Незадолго до кончины Павла I, Растопчин, совершенно ему преданный, был удален из С. Петербурга. Император Александр I-й наименовал его (1812 г.) главнокомандующим в Москву с чином генерала от инфантерии. Он скончался в звании обер-камергера 18 января 1826 года, на 63 от рождения. Останки его преданы земле на московском Пятницком кладбище. На камне его вырезана сочиненная им самим, незадолго до смерти, надпись:

"Среди своих детей
Покоюсь от людей."

Брань Наполеона лучшая похвала Растопчину. "Главные причины злости его на меня, - писал Растопчин, - суть: выезд из Москвы жителей, отправление сокровищ, дорогих товаров, вооружение поселян и все, что я им говорил и писал. Но хотя Бонапарте и сделал своими ругательствами имя мое незабвенным; хотя в Англии народ желал иметь мой гравированный портрет; в Пруссии женщины модам дают мое имя; хотя честные и благоразумные люди оказывают мне признательность - со всем тем есть много русских, кои меня бранят за то, что они от нашествия злодея лишились домов и имущества. Мое дело было сохранить спокойствие в столице и тишина в ней пребыла до 2 сентября. Взятие Смоленска, приближение неприятеля к Москве и Бородинская баталия не были тайны. Купцы начали отправлять свои товары с половины июля; дворянство тронулось с августа. Вопрошаю: кого я задержал? У кого взял лошадей, повозки? Многие говорят: он уверял, что Москва взята не будет; от этого мы и погибли. Но я опять спрашиваю: защита столицы от меня ли зависела? 2800 рекрут, 160 полицейских драгун и пожарная команда могла ли остановить Наполеона со 130 тысячью войска? Я сообщал московским жителям все, что получал от главнокомандующего армиями. Я даже не был приглашен 1 числа на военный совет, где было решено оставить Москву, о чем узнал уже в одиннадцать часов вечера чрез письмо Светлейшего князя Кутузова, требовавшего у меня проводников чрез город на Рязанскую дорогу". Граф Растопчин писал 12 августа (1812 г.) к князю Багратиону: "Я не могу себе представить, чтобы неприятель мог придти в Москву. Народ здешний, из любви к отечеству, решительно умрет у стен московских; и, если Бог ему не поможет в его благом предприятии, то следуя русскому правилу: не доставайся злодею, обратит город в пепел, и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица". Он был в Париже, получив увольнение от должности московского военного генерал-губернатора. На одном бале в этом городе подошел к нему англичанин и спросил его: "Вы ли граф Растопчин, который сжег Москву?" "Я граф Растопчин, - отвечал он, - который, уверяют, сжег Москву". "А! Это вы? - продолжал англичанин. - Прошу не сходить с места: я тотчас возвращусь". - Растопчин уважил странную просьбу незнакомца, ожидая с нетерпением развязки: через несколько минут англичанин подошел к нему с дамою, и, указывая на него пальцем, как на восковую фигуру, произнес вслух: "Это граф Растопчин, который сжег Москву!" Они пристально смотрели на него и, потом, отошли, не сказав ему ни одного слова.