Александрийская война (неизвестного автора), гл. 20-29

20. Пока Кесарь был занят этими делами и ободрением солдат, на плотину бросилось с наших военных кораблей большое количество гребцов и флотских солдат. Часть их привлечена была любопытством, другая – также желанием сразиться. Сперва они начали бой, чтобы отогнать неприятельские корабли от плотины и, сражаясь камнями и пращами, массой пускаемых снарядов, казалось, много содействовали нашему успеху. Но после того, как несколько дальше от этого места, на их незащищенном фланге, осмелилось высадиться с кораблей небольшое количество александрийцев (11), наши начали спасаться бегством на свои суда так же беспорядочно, как и проникли сюда, – без знамен и не держа строя. Ободренные их бегством, александрийцы стали уже в большем количестве высаживаться со своих судов и, пользуясь замешательством наших, начали еще энергичнее преследовать их. Вместе с тем и те, которые остались на военных кораблях, спешили хватать лестницы и отваливать, чтобы неприятели не овладели кораблями. Наши солдаты, принадлежавшие к тем трем кохортам, которые стояли на мосту и в начале плотины, также были устрашены всем происходящим: сзади себя они слышали крики и видели бегство своих, а с фронта должны были выдерживать массу пускаемых в них снарядов; ввиду этого, боясь быть обойденными с тылу, а с уходом кораблей и вообще отрезанными от отступления, они бросили начатое на мосту укрепление и пустились бежать к кораблям. Часть из них добралась до ближайших кораблей, но те, от множества людей и тяжести, потонули вместе с ними; другая часть пыталась сопротивляться, но не знала, что предпринять, и была перебита александрийцами. Некоторым посчастливилось: они достигли кораблей, готовых к отплытию, и уцелели; немногие, подняв над собой щиты и напрягая все душевные силы, доплыли только до ближайших кораблей (12).

[20] In his rebus occupato Caesare militesque hortante remigum magnus numerus et classiariorum ex longis navibus nostris in molem se eiecit. Pars eorum studio spectandi ferebatur, pars etiam cupiditate pugnandi. Hi primum navigia hostium lapidibus ac fundis a mole repellebant ac multum proficere multitudine telorum videbantur. Sed postquam ultra eum locum ab latere eorum aperto ausi sunt egredi ex navibus Alexandrini pauci, ut sine signis certisque ordinibus, sine ratione prodierant, sic temere in navis refugere coeperunt. Quorum fuga incitati Alexandrini plures ex navibus egrediebantur nostrosque acrius perturbatos insequebantur. Simul qui in navibus longis remanserant scalas rapere navisque a terra repellere properabant, ne hostes navibus potirentur. Quibus omnibus rebus perturbati milites nostri cohortium trium quae in ponte ac prima mole constiterant, cum post se clamorem exaudirent, fugam suorum viderent, magnam vim telorum adversi sustinerent, veriti ne ab tergo circumvenirentur et discessu navium omnino reditu intercluderentur munitionem in ponte institutam reliquerunt et magno cursu incitati ad navis contenderunt. Quorum pars proximas nacta navis multitudine hominum atque onere depressa est, pars resistens et dubitans quid esset capiendum consili ab Alexandrinis interfecta est; non nulli feliciore exitu expeditas ad ancoram navis consecuti incolumes discesserunt, pauci allevatis scutis et animo ad conandum nisi ad proxima navigia adnatarunt.

21. Кесарь, насколько мог, старался ободрениями удержать своих солдат у моста и укреплений, но и сам он находился в такой же опасности; когда же он заметил, что все до одного отступают, то спасся на свой корабль. Но следом за ним туда же ломилась масса народа, так что не было возможности ни управлять кораблем, ни оттолкнуться. Предполагая то, что и случилось, он бросился с своего корабля и доплыл до судов, стоявших дальше (13). Отсюда он посылал лодки своим изнемогавшим людям и таким образом спас некоторых. Но собственный его корабль, перегруженный множеством солдат, погиб вместе с людьми. В этом сражении Кесарь потерял около четырехсот легионеров и немного более того флотских солдат и гребцов. Александрийцы поставили на этом месте форт и укрепили его сильными шанцами и метательными машинами, а из моря снова удалили камни и таким образом очистили проход для своих судов.

[21] Caesar quoad potuit cohortando suos ad pontem ac munitiones continere, eodem in periculo versatus est; postquam universos cedere animadvertit, in suum navigium se recepit. Quo multitudo hominum insecuta cum irrumperet neque administrandi neque repellendi a terra facultas daretur, fore quod accidit suspicatus sese ex navigio eiecit atque ad eas quae longius constiterant navis adnatavit. Hinc suis laborantibus subsidio scaphas mittens non nullos conservavit. Navigium quidem eius multitudine depressum militum una cum hominibus interiit. Hoc proelio desiderati sunt ex numero legionariorum militum circiter CCCC et Paulo [ultra] eum numerum classiarii et remiges. Alexandrini eo loco castellum magnis munitionibus multisque tormentis confirmarunt atque egestis ex mari lapidibus libere sunt usi postea ad mittenda navigia.

22. Однако эта неудача не только не смутила солдат, но даже воспламенила и увеличила их мужество и энергию в их атаках на неприятельские верки. В ежедневных сражениях при первом же удобном случае, когда александрийцы бросались в атаку и завязывали рукопашный бой, наши солдаты проявляли величайшую боевую отвагу (14). И обычные ободрения Кесаря не могли поспевать ни за энергией, с которой его люди брались за работу, ни за их страстным желанием боя, так что их чаще приходилось отпугивать и удерживать от наиболее опасных сражений, чем воспламенять к бою.

[22] Hoc detrimento milites nostri tantum afuerunt ut perturbarentur, ut incensi atque incitati magnas accessiones fecerint in operibus hostiurn expugnandis. In proelils cotidianis, quandocumque fors obtulerat, procurrentibus et erumpentibus Alexandrinis, +manum comprehendi multum operibus+ et ardentibus studiis militum; nec divulgata Caesaris hortatio subsequi legionurn aut laborem aut pugnandi poterat cupiditatem, ut magis deterrendi et continendi a periculosissimis essent dimicationibus quam incitandi ad pugnandum.

23. Таким образом, александрийцы видели, что удача придает римлянам силу, а неудачи – мужество. Какой-либо третьей военной комбинации, способной усилить их самих, сколько мы можем предполагать, у них не было. И вот, – то ли по совету царских друзей, находившихся у Кесаря под охраной, то ли согласно со своим прежним замыслом, – они отправили, с одобрения царя, с которым были в тайных сношениях, угодных ему лиц к Кесарю, просивших отпустить царя и позволить ему вернуться к своим и указавших, что все население, которому чрезвычайно надоело временное царствование девочки и жестокая тирания Ганимеда, готово повиноваться всем приказам царя и что если по его воле они должны будут перейти под покровительство Кесаря и заключить с ним дружественный союз, то населению нечего будет бояться, и тем будут устранены препятствия для сдачи.

[23] Alexandrini cum Romanos et secundis rebus confirmari et adversis incitari viderent neque ullum belli tertium casum nossent quo possent esse firmiores, ut coniectura consequi possumus, aut admoniti a regis amicis qui in Caesaris erant praesidiis, aut suo priore consilio per occultos nuntios regi probato legatos ad Caesarem miserunt, ut dimitteret regem transireque ad suos pateretur: paratam enim omnem multitudinem esse, confectam taedio puellae, fiduciario regno, dominatione crudelissima Ganymedis, facere id quod rex imperasset; quo si auctore in Caesaris fidem amicitiamque venturi essent, nullius periculi timorem multitudini fore impedimento quo minus se dederent.

24. Хотя Кесарь хорошо знал этот лживый народ, который думает одно, а для виду делает другое, однако счел целесообразным согласиться на их просьбу в уверенности, что если они действительно желают того, о чем просят, то отпущенный им царь останется ему верным; если же, – что более соответствовало их характеру, – они хотят иметь в лице царя вождя для ведения войны, то для него будет благовиднее и почетнее вести войну с царем, чем с шайкой пришлых авантюристов и беглых рабов. Поэтому он стал уговаривать царя подумать об отцовском царстве, пощадить свой славный родной город, обезображенный отвратительными пожарами и разрушениями, своих сограждан прежде всего образумить, а затем спасти, доказать свою верность римскому народу и ему, так как сам он, со своей стороны, настолько доверяет царю, что отпускает его к вооруженным врагам римского народа. Тут он взял взрослого мальчика за правую руку и стал с ним прощаться. Но молодой царь, приученный к величайшему лукавству в полном соответствии с характером своего народа, стал, наоборот, со слезами молить Кесаря не отпускать его: самый трон не так ему мил, как вид Кесаря. Кесарь успокоил плакавшего мальчика, слезы которого, однако, подействовали на него самого, и отпустил его к своим с обещанием скорого свидания, если его чувства действительно искренни. Тот, словно его выпустили из клетки на открытую арену, так энергично повел войну против Кесаря, что слезы, которые он обронил при прощании, были, очевидно, слезами радости. Многие легаты, друзья, кентурионы и солдаты Кесаря радовались случившемуся, именно тому, что над чрезмерной добротой Кесаря насмеялся лукавый мальчик, словно Кесарь в данном случае действовал только под влиянием доброты, а не из высших практических соображений.

[24] Caesar etsi fallacem gentem semperque alia cogitantem, alia simulantem bene cognitam habebat, tamen petentibus dare veniam utile esse statuit, quod, si quo pacto sentirent ea quae postularent, mansurum in fide dimissum regem credebat, sin, id quod magis illorum naturae conveniebat, ducem ad bellum gerendum regem habere vellent, splendidius atque honestius se contra regem quam contra convenarum ac fugitivorum manum bellum esse gesturum. Itaque regem cohortatus ut consuleret regno paterno, parceret praeclarissimae patriae, quae turpibus incendiis et ruinis esset deformata, civis suos primum ad sanitatem revocaret, deinde conservaret, fidem populo Romano sibique praestaret, cum ipse tantum ei crederet ut ad hostis armatos eum mitteret, dextra dextram tenens dimittere coepit adulta iam aetate puerum. At regius animus disciplinis fallacissimis eruditus, ne a gentis suae moribus degeneraret, flens orare contra Caesarem coepit ne se dimitteret: non enim sibi regnum ipsum conspectu Caesaris esse iucundius. Compressis pueri lacrimis Caesar ipse commotus celeriter, si illa sentiret, fore eum secum adfirmans ad suos dimisit. Ille, ut ex carceribus in liberum cursum emissus, adeo contra Caesarem acriter bellum gerere coepit ut lacrimas quas in colloquio proiecerat gaudio videretur profudisse. Accidisse hoc complures Caesaris legati, amici, centuriones militesque laetabantur, quod nimia bonitas eius fallaciis pueri elusa esset. Quasi vero id Caesar bonitate tantum adductus ac non prudentissimo consilio fecisset.

25. Получив теперь вождя, александрийцы стали, однако, замечать, что ни сами они не сделались сильнее, ни римляне слабее; кроме того, к их великому огорчению, солдаты начали издеваться над юностью и слабостью царя. Убеждаясь в безуспешности всех своих действий и ввиду возникающих слухов, что к Кесарю идут сухим путем сильные подкрепления из Сирии и Киликии (о чем, однако, сам Кесарь еще не слыхал), они решили перехватить провиант, который шел морем к римлянам. Поэтому, расставив на карауле у Канопа в удобных местах готовые к плаванию суда, они подстерегали наших и их транспорт. Как только об этом дали знать Кесарю, он приказал изготовить и снарядить весь флот, а командование над ним поручил Тиберию Нерону. В этой эскадре были и родосские корабли под командой Эвфранора, без которого не обходилось ни одно морское сражение и ни одно не оканчивалось с малым успехом. Но судьба, которая обыкновенно приберегает для взысканных ее милостями более суровые удары, на этот раз сопутствовала Эвфранору совсем не так, как в прежние времена. А именно, когда корабли дошли до Канопа и оба флота, выстроившись, вступили в бой, Эвфранор, по своему обыкновению, первый завязал сражение, причем протаранил и пустил ко дну неприятельскую квадрирему. Но когда он погнался слишком далеко за другой, а остальные корабли недостаточно быстро за ним последовали, то его окружили александрийцы. Помощи ему не подал никто – может быть, потому, что, ввиду его храбрости и счастья, считали его самого достаточно сильным, а может быть, и потому, что боялись за себя. Таким образом, тот, кто один из всех в этом сражении отличился, тот один и погиб со своей победоносной квадриремой.

[25] Cum duce assumpto Alexandrini nihilo se firmiores factos aut languidiores Romanos animadverterent eludentibusque militibus regis aetatem atque infirmitatem magnum dolorem acciperent neque se quicquam proficere viderent, rumoresque exsisterent magna Caesari praesidia terrestri itinere [ex] Syria Ciliciaque adduci, quod nondum auditum Caerari erat, commeatum, qui mari nostris supportabatur, intercipere statuerunt. Itaque expeditis navigiis locis idoneis ad Canopum in statione dispositis navibus insidiabantur nostris commeatuque. Quod ubi Caesari nuntiatum est, universam classem iubet expediri atque instrui. Praeficit huic Tiberium Neronem. Proficiscuntur in ea classe Rhodiae naves atque in his Euphranor, sine quo nulla umquam dimicatio maritima, nulla etiam parum feliciter confecta erat. At fortuna, quae plerumque eos quos plurimis beneficiis ornavit ad duriorem casum reservat, superiorum temporum dissimilis Euphranorem prosequebatur. Nam cum ad Canopum ventum esset instructaque utrimque classis conflixisset et sua consuetudine Euphranor primus proelium commisisset et quadriremem hostium perforasset ac demersisset, proximam longius insecutus parum celeriter insequentibus reliquis circumventus est ab Alexandrinis. Cui subsidium nemo tulit, sive quod in ipso satis praesidi pro virtute ac felicitate eius putarent esse, sive quod ipsi sibi timebant. Ita, qui unus ex omnibus eo proelio bene rem gessit, solus cum sua quadriremi victrice perit.

26. Еще в самом начале Александрийской войны Кесарь послал за подкреплениями в Сирию и Киликию Митридата из Пергама. Последний принадлежал у себя на родине к высшей знати, известен был знанием военного дела и мужеством и в качестве друга Кесаря пользовался его доверием и занимал видное положение. Полная симпатия азиатских общин и личная энергия Митридата позволила ему быстро организовать большие силы, с которыми он и достиг Пелусия сухим путем, соединяющим Египет с Сирией. Этот город был занят сильным гарнизоном Ахиллы, что объясняется важностью местоположения (весь Египет считают как бы запертым на замок против нападений с моря Фаросом, а с суши – Пелусием). Но Митридат внезапно окружил город большим войском и, несмотря на упорное сопротивление осажденных, взял его штурмом в первый же день, благодаря многочисленности своего войска, позволявшей заменять раненых и уставших солдат свежими силами, а также вследствие упорства и настойчивости, с которой он вел осаду. Оставив там свой гарнизон, он поспешил после этого удачного дела в Александрию на соединение с Кесарем. Все местности, лежавшие на его пути, он покорил и принудил к союзу с Кесарем, опираясь на авторитет, который обыкновенно сопутствует победителю.

[26] Sub idem tempus Mithridates Pergamenus, magnae nobilitatis domi scientiaeque in bello et virtutis, fidei dignitatisque in amicitia Caesaris, missus in Syriam Ciliciamque initio belli Alexandrini ad auxilia arcessenda, cum magnis copiis, quas celeriter et propensissima civitatium voluntate et sua diligentia confecerat, itinere pedestri, quo coniungitur Aegyptus Syriae, Pelusium adducit: idque oppidum firmo praesidio occupatum Achillae propter opportunitatem loci--namque tota Aegyptus maritimo accessu Pharo, pedestri Pelusio velut claustris munita existimatur --, repente magnis circumdatum copiis multiplici praesidio pertinaciter propugnantibus et copiarum magnitudine, quas integras vulneratis defessisque subiciebat, et perseverantia constantiaque oppugnandi quo die est aggressus in suam redegit potestatem praesidiumque ibi suum collocavit. Inde re bene gesta Alexandream ad Caesarem contendit omnisque eas regiones per quas iter faciebat auctoritate ea quae plerumque adest victori pacarat atque in amicitiam Caesaris redegerat.

27. Не очень далеко от Александрии находится самая известная в той области местность, так называемая Дельта, получившая свое имя от сходной греческой буквы. Именно одна часть реки Нила пошла двумя путями: постепенно образуя в середине между двумя рукавами все большее и большее пространство, она вливается у берега в море в двух очень далеко отстоящих друг от друга пунктах. Так как царь узнал, что Митридат приближается к этому месту и должен переходить через реку, то он послал против него большие силы, которые, по его убеждению, должны были одолеть и уничтожить Митридата или, во всяком случае, задержать его. Но хотя он предпочитал полную победу над Митридатом, для него, однако, было уже достаточно отрезать Митридата от Кесаря и остановить его. Те передовые части, которым удалось перейти через реку у Дельты и двинуться навстречу Митридату, завязали сражение, спеша предвосхитить участие в победе у тех, которые следовали за ними. Митридат, благоразумно окруживший свой лагерь, по нашей системе, валом, выдержал их натиск, а когда заметил, что они стали неосторожно и дерзко подходить к его укреплениям, то сделал отовсюду вылазку и уничтожил большое число нападающих. И если бы остальные не нашли себе помощи в знании местности и частично не укрылись на своих транспортных кораблях, то и они были бы совершенно истреблены. Но как только они оправились от этого страха, то, соединившись с теми, которые шли за ними следом, они снова начали осаждать Митридата.

[27] Locus est fere regionum illarum nobilissimus non ita longe ab Alexandrea, qui nominatur Delta; quod nomen a similitudine litterae cepit: nam pars quaedam fluminis Nili derivata [inter se] duobus itineribus paulatim medium inter se spatium relinquens diversissimo ad litus intervallo mari coniungitur. Cui loco cum appropinquare Mithridaten rex cognovisset et transeundum ei flumen sciret, magnas adversus eum copias misit, quibus vel superari delerique Mithridaten vel sine dubio retineri posse credebat. Quem ad modum autem optabat eum vinci, sic satis habebat interclusum a Caesare a se retineri. Quae primae copiae flumen a Delta transire et Mithridati occurrere potuerunt, proelium commiserunt festinantes praeripere subsequentibus victoriae societatem. Quorum impetum Mithridates magna cum prudentia [constantiaque virtutum et Alexandrinorum imprudentia] consuetudine nostra castris vallatis sustinuit; cum vero incaute atque insolenter succedere eos munitionibus videret, eruptione undique facta magnum numerum eorum interfecit. Quod risi locorum notitia reliqui se texissent partimque in navis quibus flumen transierant recepissent, funditus deleti essent. Qui ut paulum ab illo timore se recrearunt, adiuncti eis qui subsequebantur rursus oppugnare Mithridaten coeperunt.

28. Тогда Митридат послал к Кесарю гонца с известием о происшедшем. О том же самом узнал от своих и царь. Таким образом, почти одновременно царь отправился для уничтожения Митридата, а Кесарь – на соединение с ним. Царь воспользовался более коротким водным путем по реке Нилу, где у него стоял наготове большой флот. Кесарь, избегая сражения на реке, не захотел воспользоваться этим путем, но проехал кругом по тому морю, которое, как мы выше указали, считается принадлежащим к африканской земле. Все-таки он встретился с боевыми силами царя прежде, чем последний мог напасть на Митридата, и соединился с Митридатом, который как победитель совершенно не имел потерь. Царь стоял со своим войском на позиции, укрепленной от природы: она лежала высоко над всей окрестной долиной (которая повсюду шла под ней) и была различным образом прикрыта с трех сторон: один бок примыкал к реке Нилу, другой поднимался высоко вверх и образовывал часть лагеря, третий был окружен болотом.

[28] Mittitur a Mithridate nuntius Caesari qui rem gestam perferret. Cognoscit ex suis eadem haec accidisse rex. Ita paene sub idem tempus et rex ad opprimendum Mithridaten proficiscitur et Caesar ad recipiendum. Celeriore fluminis Nili navigatione rex est usus, in quo magnam et paratam classem habebat. Caesar eodem itinere uti noluit, ne navibus in flumine dimicaret, sed circuivectus est eo mari, quod Africae partis esse dicitur, sicuti supra demonstravimus; prius tamen regis copiis occurrit, quam is Mithridaten aggredi posset, eumque ad se victorem incolumi exercitu recepit. Consederat cum copiis rex loco natura munito, quod erat ipse excelsior planitie ex omnibus partibus subiecta; tribus autem ex lateribus variis genere munitionibus tegebatur: unum latus erat adiectum flumini Nilo, alterum editissimo loco ductum, ut partem castrorum obtineret, tertium palude cingebatur.

29. Между лагерем и дорогой, которой шел Кесарь, была узкая река с очень высокими берегами (15), впадавшая в Нил и находившаяся от царского лагеря приблизительно в семи милях. Когда царь узнал, что Кесарь идет этим путем, он послал к этой реке всю конницу и отборных пехотинцев в боевой готовности, чтобы помешать Кесарю переправиться через реку и начать с ее берегов бой издали, невыгодный для неприятеля, так как храбрость не могла тогда иметь никакого успеха, а трусость не подвергалась никакой опасности. Наши солдаты и всадники были очень огорчены тем, что им слишком долго приходится вести с александрийцами борьбу, для обеих сторон безрезультатную. И вот часть германских всадников, рассеявшись на поиски брода на реке, переплыла ее там, где берега были ниже; одновременно с ними легионеры срубили большие деревья, длины которых хватало от берега до берега, спустили их в реку, поспешно засыпали и по ним перешли на другой берег. Неприятели до того испугались их атаки, что стали искать спасения в бегстве. Но это было напрасно: лишь немногие из бежавших спаслись к царю, а почти вся остальная масса была перебита.

[29] Inter castra et Caesaris iter flumen intercedebat angustum altissimis ripis, quod in Nilum influebat, aberat autem ab regis castris milia passuum circiter VII. Rex cum hoc itinere venire Caesarem comperisset, equitatum omnem expeditosque delectos pedites ad id flumen misit qui transitu Caesarem prohiberent et eminus ex ripis proelium impar inirent: nullum enim processum virtus habebat aut periculum ignavia subibat. Quae res incendit dolore milites equitesque nostros, quod tam diu pari proelio cum Alexandrinis certaretur. Itaque eodem tempore equites Germani dispersi vada fluminis quaerentes partim demissioribus ripis flumen tranarunt, et legionarii magnis arboribus excisis, quae longitudine utramque ripam contingerent, proiectis [eis] repentinoque aggere iniecto flumen transierunt. Quorum impetum adeo pertimuerunt hostes ut in fuga spem salutis collocarent; sed id frustra: namque ex ea fuga pauci ad regem refugerunt paene omni reliqua multitudine interfecta.