Письмо Н. Репнина Н. Салтыкову с размышлениями по случаю осады Вильно
13 июля.
Несказанно благодарен я вашему сиятельству за ваше письмо от 30-го июня, при котором препроводить изволили именные высочайшие указы о занятии Жмуидов и Понемани. Но преже решения с Косцюшкою и Варшавою и прежде покорения Вильны того сделать никак нельзя. По первому предмету не можно раздробление (делать) на отряды, не зная не пойдет ли Косцюшко в Литву, а по поводу Вильни - нельзя ее у себя в спине оставлять с войсками в ней находящимися, которые в поле везде бегают, а в Вильне дрались они и все обыватели отчаянно даже, (что) изволите увидеть из письма Кноринга, мною представленного государыне, почему он должен был от города отступить, потеряв людей не знаю еще сколько.
Полковник же Деев подлинно был грабитель и тиран, а что много он людей потерял, того я опасаюсь по первому его, Кноринга, письму, здесь включенному. Сие происшествие натурально делает мне важную расстройку, особливо зарядов запасных еще и в Полоцк из Риги не привезли. Уже и два курьера за ними послал, но их на почте везти нельзя. Для облегчения отступления Кноринга подвинутся к нему велел
Герману и
Цицианову, а более у меня ничего и нет. При всем том надо будет опять сию гисторию повторить. Завтре, думаю, Дерфельден к Слониму прийдет. Сам дорогою жнет и молотит, не имея иного пропитания. Все же жители в лесах, а селении пусты. Страшное положение, угрожающее голодом совершенным и всеми обыкновенными оной следствиями. Дерфельден привел ко мне по-дружески тысяч 12 с небольшим: прочие в командировках и отрядах, да и совсем на провиант даже только 19 тысяч. Народ здешний весь, так сказать, взбеленился, видно и в Варшаве тоже и, знать, король прусской не может разделаться ни с Косцюшкою, ни с тем городом, имея еще наших 18 тысяч под ружьем и Ферзеном. Они упустили время после первого разбития Косцюшки. Дело весьма трудно становится, а здесь в Литве еще более народ заряжается бешенством, нежели в Польше. Не вожди тут опасны - они, напротив, ни мало не страшны. Доказательством тому служит ретрашемент виленской, скоро им покинутый, но весь народ с ума сошел.
Ныне я получил ваше письмо от 8-го сего месяца. За деньги руские на заплату прусского хлеба благодарю. Прикажу туда их перевозить ригскому губернатору. Желал бы я, чтобы Кноринг в самый последний раз не щадя поспешил, а должно было ему Велегурского прежде разбить. И сподручно то было, но что ж делать, надлежит оное теперь исправлять. За два батальона егерей, отправленных к Голицыну, прекрасно благодарю. Они ему весьма нужны. Жмуиды еще бешенее всей Литвы, потому что там множество мелкой шляхты и мужики вольные и Курляндию взбудоражили. Дай боже, чтобы наконец Ферзен ко мне пришел, а без него здесь управится не будет возможности. А притом дай бог, чтобы и Косцюшко не пришел. По приходе же Ферзена уповаю, что бог во всем помогает. Хлеб здесь хотя и закуплен, но... дорого и далеко, а привезенного еще мало. К тому же то несчастие, что по большой части зерном, а мельницы от суши почти нигде не молют.
АВПРИ, ф. 79, оп. 6, д. 1838, л. 235 - 238.
Документ опубликован в книге: “Восстание
и война 1794 года в литовской провинции”.
Минск. 2001 г., размещен на сайте Восточная
литература
