В это самое время Герцог Йоркский сделал еще новую попытку войти в сношение с батавскими войсками: в самый день сражения, 25-го числа, английский генерал Дон явился парламентером к Дондельсу в Пурмерэнде; но был задержан, и потом, по распоряжению Брюна, отправлен как военнопленный в крепость Лиль.

И так, после нескольких неудачных попыток, союзники наконец убедились, что все расчеты, на которых основывались надежды их на успех, были ошибочны. Ни войска батавские, ни большинство народа не показывали никакого расположения стать под знамя Оранское. В продолжение шести недель союзники пять раз вступали в бой, и все еще армия республиканская держалась упорно, имея на каждом шагу сильные позиции. Эти пять сражений и несколько мелких стычек уже стоили обоим противникам чрезвычайно дорого: с каждой стороны выбыло из строя около 10,000 убитых, раненых и пленных, не считая множества больных, которыми завалены были госпитали. В союзной армии оставалось под ружьем не более 18,000 человек, — то есть менее половины той первоначальной силы, которая высажена была на берега Голландии. Армия эта не имела никаких средств для пополнения убыли, тогда как неприятель, напротив того, постепенно усиливался новыми подкреплениями. Снабжение продовольствием и военными запасами, было также несравненно труднее союзникам, чем неприятелю. Последний пользовался удобным подвозом из обильной страны, лежавшей в тылу армии: напротив того позади союзников край был совершенно истощен и жители неохотно оказывали помощь войскам. Подвоз запасов из Гельдерских магазинов был так затруднителен и медлен, что в последнее время, при всех усилиях, едва успевали в шесть дней доставлять в армию только трехдневное количество продовольствия. Запасы снарядов и патронов также истощились.

Такое затруднительное положение союзной армии уже несколько времени беспокоило Герцога Йоркского; но доселе он все еще утешал себя тою надеждою, что один решительный успех в бою мог внезапно изменить положение дел. К несчастью сражение 25-го числа окончательно рушило это очарование.

На другой день (26 сен. (7 окт.)) после боя, старшие генералы Английской армии (Аберкромби, Дёндас, Потней) собрались к Герцогу и представили ему бедственное положение союзных войск: по мнению их, не было никакой возможности возобновить атаку на сильную позицию неприятельскую, и тем менее было бы благоразумно подвергать армии случайностям нового боя, что неприятель имел в тылу еще другие выгодные позиции, а следовательно, в случай даже успеха, союзники не приобрели бы выгод решительных. Оставаться же долго на месте, было также невозможно: в осеннюю, ненастную погоду, с каждым днем число больных быстро возрастало; армия редела, а затруднительность снабжения её увеличивалась. Войска, крайне утомленные, нуждаясь во всем самом необходимом, стоя день и ночь наготове, пришли бы наконец в совершенное расстройство. По всем этим соображениям, английские генералы предложили главнокомандующему — отступить на прежнюю позицию на Зейпе, и там дождаться новых повелений из Лондона.

Герцог Йоркский, имевший полное доверие к генералам Аберкромби, Потнею и Дёндасу, согласился вполне с их мнением, и решился немедленно же исполнить их предложение. В тот же вечер армии приказано начать отступление. Ночь темная и дождливая затрудняла чрезвычайно движете войск; за то они спокойно достигли прежней своей позиции на Зейпе, и неприятель только утром 27-го числа (8 окт.) заметил отступление союзников.

Тогда Французские войска двинулись вперед; передовые партии показались даже перед Петтеном и Краббендамом; главная квартира Брюна перешла опять в Алькмар.

Войска генерала Потнея успели также отойти спокойно, кроме бригады Принца Вильяма Глостерского, которой пришлось отступать по дальнему пути от Горна на Винкель и Кольгорн. Батавские войска, заняв 28-го числа (28 сент (9 окт.)) городок Горн, преследовали английскую колонну и настигли её арьергард у Винкеля. Однако же Принц Вильям поплатился лишь потерею 38 человек, и отошел к Кольгорну.

В тоже время вице-адмирал Митчел оставил все прочие приморские пункты на Зейдер-Зэ и с эскадрою своею отошел к Текселю. Батавские войска, вступив снова в Энкейзен (Enckhuysen) и Меденблик, успели еще спасти тамошние морские склады запасов и магазины, которые были уже зажжены англичанами.

Отступление союзной армии на Зейпе было так поспешно, что значительное число больных и раненых, также множество женщин и детей, сопровождавших английские войска в Голландии, — были оставлены в руки неприятеля^[52] Французы отправили больных и раненых, как военнопленных, в разные крепости Франции и Голландии; но женщин и детей привели на аванпосты союзной армии.

После того случались только мелкие стычки на передовых постах, без всяких важных последствий. Союзники строили новые укрепления для усиления своей позиции. Однако же положение армии было, по прежнему, крайне затруднительно. Магазины содержали продовольствия только на десять дней; госпитали были переполнены больными. 3-го октября (14 окт.) Герцог Йоркский сделал распоряжение о постепенном отправлении в Англию больных, раненых и всех вообще лишних людей, удаление которых облегчало продовольствование армии, не ослабляя боевой силы её. В том числе отправлены и передавшиеся на сторону союзников Голландцы.

Прошла неделя в ожидании повелений из Лондона; но сообщение с Англией было в то время весьма медленно и неверно. Герцог Йоркский, с каждым днем более убеждаясь в невозможности продолжать кампанию, снова собрал старших генералов английских для совещания. (4 (15) окт.) Все они были того мнения, что ничего другого не оставалось, как только покинуть Голландию и возвратиться со всеми войсками в Англию.— Но как исполнить это? — Неприятель без всякого сомнения не дал бы союзным войскам спокойно сесть на суда; притом не было бы никакой возможности посадить разом всю армию; а при постепенном отправлении войск, последние части, оставленный на берегу, не избегли бы совершенного истребления. Чтобы не подвергать армию напрасной потери, английские генералы решили единогласно — вступить с неприятелем в переговоры, и даже не ожидая повелений из Лондона.

В тот же день генерал Нокс (Knox) отправился в Алькмар парламентером: ему поручено заключить перемирие, с условием, чтобы до исхода ноября месяца (по новому стилю) союзные войска были беспрепятственно посажены на суда; в противном случае Герцог Йоркский угрожал прорвать плотины, наводнить весь край, разрушить в Ниве-Дипе арсенал и верфи, засыпать фарватер Тексельский и тем уничтожить все судоходство в Зейдер-Зэ.

Брюн принял с радостью парламентера; но предложил с своей стороны такие условия, на которые Герцог Йоркский никак согласиться не мог: французский генерал требовал, чтобы союзная армия немедленно уступила позицию свою на Зейпе и отошла к Гельдеру; чтобы Голландский флот был возвращен; чтобы 15,000 французских и батавских пленных, находившихся в Англии, были выданы безусловно. Батавская директория также просила Брюна, чтобы возвращение Голландского флота было положено условием непременным. Одиако, после трех дней переговоров, французский генерал согласился сделать значительные уступки, а вопрос о Батавском флоте совсем был устранен.

7-го (18-го октября) числа подписана окончательно конвенция, которой главные статьи заключались в следующем: перемирие заключено по 19 (30) ноября; обе армии остались на своих позициях; но к означенному сроку, союзные войска должны были совсем очистить берега Голландии. Герцог Йоркский обязался сдать батареи Гельдера в том состоянии, в каком они были до высадки союзников, и безусловно освободить 8,000 французов и батавцев, из числа военнопленных, попавших в разное время в руки Англичан.

Немедленно по заключении конвенции, с обеих сторон было объявлено войскам о прекращении военных действий. Герцог Йоркский деятельно занялся распоряжениями к посажению войск на суда. Эскадра вице-адмирала Чичагова, поступившая под начальство контр-адмирала Бреера, и ожидавшая только попутного ветра для возвращения в Россию, получила повеление приготовиться к обратной перевозки русских войск в Англию ; эскадра же Митчелла назначена для перевозки английских войск. Сверх того, 13-го октября (24-го октября) прибыл еще из Англии адмирал Диксон с значительным числом транспортных судов.

С 13-го октября войска начали по частям выступать с позиций и садиться на суда. Сам Герцог Йоркский отправился 22-го числа, предоставив последние распоряжения генералу Потнею. Большая часть судов, с посаженными войсками, вышла на рейд; но противные ветры, ненастье и бурная погода долго препятствовали союзным эскадрам поднять паруса^[55]. Некоторые войска даже были снова высажены на берег; ибо солдаты крайне терпели на кораблях от тесноты, от недостатка в продовольствии и пресной воде. Ограниченное число судов принудило побросать в море или сжечь множество запасов, обоз, и оставить на берегу до 300 лошадей.

Наконец 5-го ноября (16 нояб.) ветер переменился, и союзные эскадры — отплыли от Текселя. Последние англичане оставили берег Голландии 8-го числа (19 ноября), и в тот же день Французско-Батавские войска заняли Гельдер.

Так кончилось предприятие, задуманное Лондонским Кабинетом и стоившее столь огромных пожертвований обоим союзникам. Единственная выгода от всей экспедиции состояла в том, что Англия овладела значительной частью Батавского флота, — и надобно заметить, что в глазах Лондонского Кабинета, такое приобретение было успехом совершенно удовлетворительным. С тех пор, как англичане увидели голландские корабли в своих доках, они уже смотрели на весь дальнейший ход экспедиции довольно равнодушно: для них главная цель была достигнута. Напротив того, для России Голландская экспедиция осталась совершенно бесплодною. Русские войска, потерпев огромную потерю, ничего не приобрели и для славы своей: неудача первого сражения при Бергене была исключительно приписана беспорядку, происшедшему от слишком поспешного наступления их.

Император Павел, глубоко огорченный первыми дошедшим до него известиями об этом несчастье, выразил свое неудовольствие всем войскам, участвовавшим в сражении, отняв у них “бой”; полкам Бенкендорфа (гренадерскому Таврическому) и Арбенева (мушкетерскому Днепровскому) потерянные знамена не заменены новыми^[57]; генералы Герман и Арбенев отставлены. Однако впоследствии Герцог Йоркский ходатайствовал за русские войска, и представил через графа Воронцова, что первые донесения о Бергенском сражении были неточны: Герцог писал, что был сам свидетелем отличных действий некоторых полков. Граф Воронцов, в донесении своем по этому предмету, прибавил, что полк, бывший Бенкендорфа, потерянное знамя свое “заменил отнятием другого у неприятеля, которое и хранится при оном полку”. Из донесения русского посла, Император Павел узнал, что означенный полк потерял свое знамя тогда только, когда при окончательном нападении неприятеля, “подпрапорщик Щеголовитов, видя что не мог спасти носимое им знамя, по приказанию бывшего при знаменах прапорщика Богговута, от древка оторвав, обвил кругом себя и вместе с оным и с помянутым прапорщиком погиб; оставшиеся же в полку знамена все изранены”.

Ходатайство Герцога Йоркского и графа Воронцова было уважено Императором: полкам гренадерским Бенкендорфа (Таврическому), мушкетерским Ферзена и Седморацкого (Тобольскому и Белозерскому), сводным гренадерским батальонам Эриксона, Огарева и Митюшина, возвращен “бой”; “оправдание их публиковано в газетах”, Полк Бенкендорфа получил новые знамена, с означением на них подвига подпрапорщика Щеголовитова; а прапорщик Богговутг, хотя и был уже исключен из списков, как убитый, произведен в поручики и зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк^[60].

Что же касается до генерала Германа, то за него ходатайствовал не только Герцог Йоркский, но и сам Король Английский, особым письмом к Императору ^[61]. Из числа генералов, участвовавших в Голландской экспедиции, удостоились наград только Эссен, Капцевыч и Эмме. Первый произведен в генерал-лейтенанты; сверх того пожалован ему и Капцевичу — орден Святой Анны 1-го класса; генерал Эмме получил тот же орден 2-го класса. Вице-адмиралы Макаров и Митчель награждены орденом Александра Невского, а Тет, Чичагов и Бреер — Святой Анны 1-го класса. Нижним чинам эскадр пожаловано по 1 рублю серебром на человека.

Однако ж и генерал Эссен не долго пользовался милостью Государя: по жалобе посла русского в Лондоне графа Воронцова, Эссен был отставлен^[62]; а главнокомандующим русскими войсками в Англии назначен сначала генерал-от-инфантерии Голенищев-Кутузов, а потом граф де-Виомениль.